Меркьюри и я. Богемская рапсодия, любовь и котики - Джим Хаттон

Вернувшись в Лондон, я занялся покраской окон своей оранжереи под аккомпанемент альбома Фредди Barcelona, гоняя его на полной громкости с утра до вечера. Сосед попросил сделать потише. Женщина с нашей улицы, проходя мимо, поинтересовалась, что я праздную. Я ответил — ничего.

— А что за музыка у вас играет? — спросила она. — Я сидела в саду и заслушалась!

Потом мужчина, работавший в сарайчике в дальней части своего сада, вышел и завел разговор:

— Слышал, вы включали Фредди Меркьюри, а я ведь его горячий поклонник…

Я всегда испытываю гордость, когда кто-то говорит мне, как сильно любит музыку Фредди. И думаю про себя: «Это мой мужчина».

Весной 1992 года меня пригласили на ежегодный съезд фан-клуба Queen. Я впервые посетил подобное мероприятие, приятно было находиться среди людей, которые, как и я, просто хотели вспомнить Фредди — величайшего певца всех времен — и почтить его память. Поклонники провели благотворительный аукцион вещей с символикой Queen, и одним из лотов был прекрасный, очень реалистичный портрет Фредди, написанный ма-слом одним из фанатов. Джо когда-то тоже заказывал портрет Фредди, но увез его с собой. А в эту картину я влюбился, купил ее и забрал домой. Я уже знал, где ее место.

Джо теперь часто приезжал из Америки в Великобританию, чтобы проходить курсы лечения от СПИДа. Он постоянно обещал, что навестит меня в новом доме, но никак не мог найти время.

5 сентября 1992 года, в день рождения Фредди, я погрузил в машину его портрет, купленный на съезде фан-клуба, взял две дюжины красных роз для моего любимого и поехал в Гарден Лодж. Я прибыл довольно рано, без предупреждения и позвонил в дверь. Мэри ответила и нажала кнопку, открывающую ворота. Когда я ступил на порог, она вышла из кухни и устремилась ко мне. На мгновение я подумал, что она сейчас обнимет меня. Увы — в метре она остановилась. Я рассказал ей, что на встрече фанатов купил портрет Фредди и хотел бы оставить его в Гарден Лодж. Пусть повесит его, куда считает нужным.

— Я купил его для этого дома, — подчеркнул я.

Через несколько минут я собрался уходить, и она сказала:

— Не пропадай!

Два месяца спустя я снова приехал в Гарден Лодж — 24 ноября, в первую годовщину смерти Фредди. Позвонил, и Мэри впустила меня. В руках я держал букет цветов разных оттенков и сортов, как любил Фредди. Я зашел на кухню, и мы немного поговорили. Когда я уже собирался уходить, появилась малышка Мико. Она несколько минут терлась об меня и мурлыкала. Я улыбнулся ей, но понимал, что пора уходить.

Однажды я прогуливался с друзьями по Чизик-Хай-роуд и, проходя мимо ресторана под названием «Тутси», заметил, как кто-то подпрыгивает и машет мне руками, как сумасшедший. Это был Джо; я даже не знал, что он вернулся в город. Сначала я не узнал его — так сильно он похудел. Его состояние явно ухудшилось. Мы договорились встретиться на следующий день. За чашкой кофе рассказали друг другу все наши последние новости. Он много улыбался, но было заметно, что лечение дается ему непросто. Он то тревожился, то вел себя заторможенно.

В тот день мы не могли наговориться: воспоминания о Фредди нахлынули на нас. Потом часа четыре он провел у меня в гостях. С воодушевлением говорил, что планирует открыть небольшой бизнес, возможно, что-то вроде гостевого дома. Сказал, что подумывает о путешествии в Японию, и спросил, не хочу ли я присоединиться к нему. Я отказался. Это место навевало бы слишком много воспоминаний о Фредди, и пока прошло слишком мало времени, чтобы я успокоился.

Я проводил Джо домой, и, обнявшись, мы попрощались.

Дней через десять мне нежданно-негаданно позвонил Фиби. В то утро я узнал о смерти одного старого друга, и поделился с ним своим горем.

— Ты только возьми себя в руки, — тихо произнес он. — Джо умер сегодня утром.

Я был сломлен, полностью опустошен. Просто не мог в это поверить. Смерть Фредди никоим образом не подготовила меня к тому, как справляться с болью утраты Джо.

После ноября 1991 года мы втроем очень сблизились. Узнали о таких подробностях нашей личной жизни, которые никогда раньше не обсуждали. С того момента, как мы перебрались в Мьюз, мы словно приросли друг к другу, узнали и приняли полностью, со всеми хорошими и плохими привычками. Я рад, что по-прежнему общаюсь с Фиби, и мне спокойно от мысли, что он жив и здоров.

В сентябре и ноябре 1993 года я опять приезжал в Гарден Лодж с сумасшедшими букетами для Фредди. Каждый раз Мэри на несколько минут приглашала меня в дом. Мне бы очень хотелось, чтобы мне разрешили хотя бы разок пройти в сад Фредди и посмотреть, во что он превратился, но просить об этом было неловко.

После второй годовщины смерти Фредди Мэри почти не выходила на связь. Я разговаривал с ней по телефону, а вот на письма мои она не отвечала. Но я живу по принципу «кто прошлое помянет, тому глаз вон» и, когда путешествовал по Италии, отправил ей открытку. Она сказала мне, что ей было очень приятно.

Однако же у Мэри, по-видимому, сложились какие-то странные представления о последних днях Фредди. Она говорила, что задолго до своей смерти Фредди ослеп, но я так не считаю. Однажды мы с Мэри сидели в спальне Фредди, и я включил телевизор. Она сказала, что Фредди терпеть не может этот ящик, что для меня стало неожиданностью. Когда Мэри уходила, мы частенько проводили вечера за просмотром телевизора, и Фредди ни разу не попросил выключить его. Нет! Если Фредди и потерял зрение, это произошло только в последнее воскресенье, 24 ноября.

Вдобавок после его смерти Мэри начала расписывать журналистам, какие жуткие боли он испытывал. Меня возмутили ее комментарии! Я никогда не слышал, чтобы Фредди жаловался, ни разу. И я сомневаюсь, что если бы он на самом деле мучился от боли, то признался бы только Мэри. В конце концов, именно Джо и Фиби давали ему лекарства. Я считаю замечания Мэри неуважительными по отношению к врачам, которые обеспечили Фредди прекрасный уход до самого конца.

Некоторые из моих вещей остались в Гарден Лодж. Я напрочь забыл про «сундук сокровищ» с рукописным текстом «Богемской рапсодии», который Фредди достал из закромов и подарил мне за год до своей смерти. Этот чемоданчик, наверное, все еще находится в мастерской, там, где я его хранил. Если нет, то надеюсь, что листок с текстом не выбросили ненароком. Это была бы трагедия.

Возможно, текст «Богемской рапсодии» уже утрачен мною безвозвратно, но у меня сохранился оригинальный текст How Can I Go On, написанный рукой Фредди. Я обнаружил его в своем старом чемодане, набитом всякой всячиной, — наверное, Фредди его туда однажды засунул. В альбоме Barcelona песня How Can I Go On («Как мне быть дальше») следует за песней Guide Me Home («Отведи меня домой») без паузы, и я всегда слушаю их как одну длинную композицию, снова и снова.

Газеты постоянно публикуют одну старую фразу Фредди о том, что «все влюблены в его звездный статус». Могу честно сказать — ко мне это не относится. Будь он хоть дворником, мне было бы все равно. Звездность лишь часть работы музыканта, и я любил его за это не больше, чем он любил меня за то, что я парикмахер.