Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

Хотя Гарриет давным-давно потеряла связь со Штормом, Пыльником и Цитрой, она знала, где их найти. Они вернули себе настоящие имена, стали уважаемыми людьми и образовали компанию, которая занималась исследованиями рынка. Шторм женился на Цитре, Пыльник жил в квартире на верхнем этаже их дома в Брондесбери. «Четырнадцать манвантар плюс одна крита получается одна кальпа», – думала Гарриет, слушая длинные гудки. Затем зазвучал голос Цитры, которая сообщала, что все уехали в Ханой; таково, как догадалась Гарриет, было их представление о шутке и означало лишь то, что они пошли в паб или отправились в Борнмут.

В памяти всплыл Саймон Элфетон. Ее глаза загорелись, когда она взглянула на его картину, на тот самый натюрморт, которым восхищался мерзавец Тедди Грекс. Апельсины и сыр и белая мышь, глядящая на него с такой тоской. Саймон жил в Фулеме, и, вероятно, один. Гарриет читала в газетах о его разводе. У нее был его телефонный номер в записной книжке, он начинался с 0-1-8-1. Гарриет давно решила: если ты живешь в Лондоне, твой номер должен начинаться с 0-1-7-1, все остальное означает, что ты живешь в глуши, а иметь номер 0-1-8-1 так же плохо, как не иметь З[41]в почтовом адресе. Однако Саймон был другим, он был исключением.

Ей пришлось собираться с духом, чтобы позвонить ему. «Я та еврейская невеста, – говорила она про себя, – его рыжеволосая дама с Оркадия-плейс, богатая и любимая». «Может, я куплю ее», – сказала она, когда он писал картину, а Марк тогда спросил: «На какие шиши?» Она сделала глубокий вдох и набрала номер.

Судя по голосу, Саймон Элфетон был искренне рад слышать ее. Гарриет напомнила себе, что он из тех, кого ей редко приходилось встречать в жизни, – милый парень. Саймон пригласил ее отужинать с ним на следующий вечер.

* * *

– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Тедди.

– Ты уже сделал мне подарок, – сказала Франсин. – Ты подарил мне зеркало.

– Сиди здесь и смотри в зеркало, я сейчас схожу за этим.

Тедди несколько недель не смотрел на кольцо. И сейчас он увидел, что оно прекраснее, чем он помнил. Оно было достаточно прекрасно для Франсин. Тедди взял его в левую руку, зажал в кулак и стал спускаться вниз.

Уже стемнело, свет был включен, но в гостиной горела только одна лампа. Она не смотрела в зеркало, как он ей велел, а сидела к нему спиной. Тедди ощутил слабый укол раздражения, чувство, похожее на то, что испытал, когда увидел джинсы и ту рубашку. Хорошо еще, что Франсин сейчас не в них, сейчас она обернута – Тедди обернул ее своими руками – в десятки метров светло-серого шелка, который он купил для штор.

– Повернись, – сказал он.

Франсин подчинилась, но с улыбкой. А ему не хотелось, чтобы она улыбалась.

– Смотри на себя, – сказал Тедди. – На свете больше нет ничего, на что стоило бы смотреть. Нет, не улыбайся!

Он встал рядом с ней, заключил ее в кольцо своих рук, взял ее ручку и надел кольцо на палец. Оно оказалось слишком велико для ее безымянного пальца. Пришлось надеть его на средний.

– Как красиво, – сказала Франсин. – Я не могу его принять.

– Можешь. И должна. Я берег его для тебя. Я берег его много лет.

– Но много лет назад ты меня не знал!

– Я знал, что ты где-то есть, моя совершенная женщина, и ждешь моего кольца.

Тедди положил руки ей на плечи, подогнув увечный мизинец так, чтобы не испортить образ. Франсин смотрела на кольцо, потом перевела взгляд на свое отражение в зеркале, затем подняла лицо к нему. Он поцеловал ее.

– Я не могу принять его.

– Тогда я тебя не отпущу. И буду держать тебя здесь.

– Но ведь это не помолвочное кольцо!

– Это кольцо любящего человека, – сказал Тедди, и тогда она сказала, что примет кольцо и будет носить его.

Франсин пора было возвращаться домой. Он снял с нее шелк, и ткань упала блестящей серебристой массой на пол. Ужасные тряпки, которые она собиралась надеть, оскорбляли его. Тедди предпочел бы всегда видеть ее обнаженной, живой статуей, чтобы можно было преклоняться перед ней. Однако Франсин все же надела джинсы, рубашку и еще шерстяной кардиган, тот самый, что был на ней, когда он отогнул рукав и написал на запястье свой номер. Тедди поднял ее руку и с восхищением посмотрел на кольцо.

Уже наступила ночь, время перевалило за девять, и он не хотел, чтобы Франсин ехала на метро одна.

– А ты можешь отвезти меня на своей машине?

– Я ее ненавижу, – ответил Тедди. – И никогда ею не пользуюсь. Я собираюсь избавиться от нее и купить другую, маленькую.

Так что он вместе с ней доехал на метро до «Бонд-стрит», пересел на Центральную линию и расстался с Франсин уже под деревьями, что росли возле ее дома. Всю дорогу Тедди обнимал ее за плечи, прижимал к себе и держал за руку, на которой было кольцо.

Было уже за полночь, когда он вернулся домой. Тедди убрал дом, вымыл бокал Франсин, тарелки, из которых они ели, чашки, из которых пили, поставил бутылку с остатками вина в холодильник. Он отругал себя за то, что оставил шелк лежать бесформенной кучей на полу: это небрежность с его стороны, на нем могут образоваться складки, которые потом трудно будет разгладить. Тедди сложил ткань и повесил ее на перила.

Лежа в кровати, он думал о Франсин, вспоминал, как она сидела перед его зеркалом, укутанная в жесткий шелк, и ее отраженное лицо серьезно смотрело на реальное. Наверное, она самая красивая девушка на свете. Зрелище для больных глаз. Когда-то так выразился Альфред Ченс, и сейчас Тедди вдруг вспомнились эти слова. Однако тогда они относились к предмету, а не к человеку. Эта фраза означала, что при взгляде на красоту проходят боль и обида и становится лучше. От вида Франсин Тедди действительно становилось лучше, его глаза начинали болеть, когда он не мог смотреть на нее.

Тедди никогда не видел, чтобы кто-нибудь прикасался к Франсин. Нужны перемены, в его жизни и в ее, в том, как они вместе проводят время, в домах, где они живут. Первым делом Тедди хотел, чтобы Франсин постоянно была с ним. Причем одетая так, как желает он, а не в эти уродливые джинсы, голубую хлопчатобумажную рубашку и ботинки. Он задумался, но не об Элфетоне и джойденской школе, а о Густаве Климте[42]и тех женщинах, которых тот изображал в блестящих платьях из ламе[43]с блестками или из бархата с мехами, с украшениями, которые тяжелыми нитями лежали вокруг шеи или украшали волосы. Тедди хотел бы одеть Франсин так же, как одну из женщин Климта, украсить ее ожерельями, браслетами и жемчужными колье. И жить с ней в каком-нибудь красивом доме, в подходящей для нее окружающей обстановке.