Военное искусство Александра Великого - Джон Фредерик Чарльз Фуллер

Рассказ Диодора отличен от этого. Он пишет, «что, когда все было готово, на рассвете назначенного дня, ворота внезапно распахнулись и первый отряд устремился вперед, поджигая осадные механизмы. Сразу после этого появился Эфиальт, построив своих воинов в фалангу, «предпринял наступление на македонян, которые старались сохранить и защитить свои механизмы… Шум и крики наполнили лагерь, трубы трубили сигнал к сражению», и, хотя македоняне справились с огнем, в сражении преимущество оставалось за Эфиальтом. Затем появился Мемнон с такими силами, что «Александр не знал, что делать». Далее Диодор пишет: «Неожиданно все перевернулось: ибо к македонянам (которые по причине своего возраста к этому времени были освобождены от строевой службы и не участвовали в сражениях, хотя и были победителями многих прежних битв при царе Филиппе) теперь, в эту самую минуту вернулось их былое мужество, и, будучи опытными и умелыми воинами (гораздо опытнее остальных), они своим примером, а также с помощью насмешек и упреков устыдили новобранцев, которые уже начали бежать. Они стали щитом к щиту, двинулись на врага (теперь уже уверенного в своей победе) и, убив Эфиальта и еще многих, оттеснили остальных в город; македонцы, смешавшись с другими, в полной темноте проникли за стены; однако царь отдал приказ прекратить операцию, тогда они вернулись в лагерь» (XVII).

Для понимания произошедшего надо иметь в виду, что войска, которые вступили в сражение с Эфиальтом первыми – батальоны Адея и Тимандра, – состояли из молодых, неопытных воинов[174], и, пока не появились ветераны – воины Филиппа, – Эфиальт брал вверх. На это также намекает Курций, который в рассказе о роковой ссоре между Александром и Клитом заставляет последнего сказать: «Ты презираешь старых воинов Филиппа, забывая о том, что, если бы старый Аттар не воззвал к молодежи, когда те оставили поле битвы, мы все еще теряли бы время у Галикарнаса» (VIII).

В том, как Арриан описывает персидскую контратаку и ее провал, кажется, отсутствует какой-то элемент, который позволил бы понять происходящее более ясно. Если, как он пишет, город был почти взят, а у Александра не было полной уверенности в том, что по крайней мере часть граждан готова его принять, он был слишком опытным полководцем, чтобы не довести дело до конца. Возможно, он не мог этого сделать из-за того, что в его войске царила сумятица, о чем говорит Диодор, и потому что была ночь. Но всего скорее, все это время он контактировал с антиперсидской партией внутри Галикарнаса, которая готова была сдать ему город и приветствовать его как освободителя. (Следует помнить, что в Минде была такая партия.) О том же свидетельствует и решение Мемнона и Оронтобата немедленно после того, как их вылазка захлебнулась, поджечь город и отвести войска к царскому дворцу и Салмакиде. Обосновывалось такое решение тем, что из-за повреждения стены и тяжелых потерь город больше невозможно оборонять. Не исключено, что так оно и было, однако более вероятно, что, поскольку Александр имел своих сторонников среди горожан, они опасались восстания, и тогда именно освободительная политика Александра больше способствовала захвату Галикарнаса, нежели его военная сила.

Город подожгли около полуночи. Когда Александр увидел, что пламя распространяется, он послал людей в город убивать на месте всех поджигателей, однако горожан, которые оставались в своих домах, приказано было щадить. Затем, на рассвете он узнал, что Мемнон отвел своих воинов в царский замок и Салмакиду, и решил отказаться от осады этих крепостей, а лишь окружил их. Это решение было продиктовано и их неприступностью, и тем, что едва ли можно было надеяться взять их с помощью измены, к тому же они могли получать помощь с моря, а значит, их защитников нельзя было уморить голодом. И Арриан и Диодор пишут, что Александр приказал сровнять город с землей, но это маловероятно, поскольку у него не было намерения продавать жителей в рабство, и лишь несколькими часами раньше он приказал убивать поджигателей. Более похоже на правду, что он велел снести здания, чтобы возвести оборонительные укрепления вокруг двух незахваченных крепостей. Затем он оставил Птолемея, сына Лага, с 3 тыс. греческих пехотинцев и 200 всадниками охранять крепости, а сам направился во Фригию. О том, что его отказ от длительной осады крепостей был мудрым решением, говорит тот факт, что только перед сражением при Иссе осенью 333 г. до н. э. Оронтобат потерпел поражение от Птолемея и Асандра в жестокой схватке у стен царского замка и Салмакиды (Арриан. II). Крепости продержались двенадцать месяцев.

После сражения при Иссе перед Александром стала задача завоевания Финикии. Как и Греция, она представляла собой конгломерат городов-государств, каждый из которых был торговой общиной. Между городами существовало сильное соперничество, особенно между Тиром и Сидоном, и время от времени они подчиняли своих соседей, как Арад подчинил Мараф, и хотя они и признавали господство Персии, фактически это были независимые княжества. Всего полисов было двадцать пять, многие очень мелкие; самые значительные из них – Тир, Сидон, Арад, Библ и Триполи[175].

Когда Александр со всегдашней своей стремительностью двинулся на юг, эти города стояли перед острейшей дилеммой. Если они будут противостоять ему поодиночке, они рискуют быть захваченными; если же они ему подчинятся, то их корабли, все еще остававшиеся в Эгейском море, на которых находилось даже несколько царей, мог захватить Дарий и держать при себе их команды в качестве заложников. Первым городом на пути Александра оказался Арад; хотя и небольшой, он был очень хорошо защищен, поскольку располагался на скалистом острове в 800 ярдов длиной и 500 шириной в двух с половиной милях от берега. Его широкие стены были необычной толщины и местами состояли из камней от пятнадцати до восемнадцати футов в длину, плотно пригнанных друг к другу; часть стен до сих пор еще сохранилась и достигает высоты 30 футов[176]. Поскольку город не мог долго сопротивляться без поддержки с моря, Стратон, сын Герострата, руководивший обороной, решил сдать крепость Александру. Он также убедил Мараф, Сидон и Мариамму, где он пользовался немалым влиянием, последовать его примеру. Библ, чей царь также отсутствовал, был следующим городом, открывшим перед Александром ворота; Сидон, жители которого ненавидели персов, также приветствовал завоевателя. Таким образом, Тир, самый значительный из городов, оказался в одиночестве. Царь Аземилк находился в Эгейском море, и, чтобы избежать осады, жители Тира направили к Александру посольство, чтобы узнать его требования. Он выразил желание принести жертвы в храме Тирского Геракла (Мелькарта), но не знал, что по местным обычаям только царь вправе совершать такое жертвоприношение (см. Вилькен. Александр Великий. С. 109); если бы послы согласились с его требованием, они тем самым признали бы его своим царем[177]. Послы не объяснили ему этого, но сказали, что они готовы предоставить все, что он пожелает, кроме этого, поскольку они рассчитывали на крепость своих стен, они добавили, что не пустят ни персов, ни македонян в свой город. Это так взбесило Александра, что он отправил их назад, собрал своих полководцев и обратился к ним с речью, которая полностью приведена в главе 5.