Убийцы Сталина и Берии - Юрий Мухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и вдумайтесь, на чью власть посягали многочисленные заговорщики в конце 30-х гг. На власть Людей, на власть Сталина? Да, в первую очередь на их власть, но если вы обратили внимание на приведенные ранее цитаты, то и Ленин, и Красин определяли число Людей в ВКП(б) — тех, что фанатично служили коммунизму, — едва в 10 %. Остальные в ВКП(б) были либо обыватели, либо пролезшие в партию человекообразные Животные. И они уже заняли вожделенные должности в партии и государстве, должности, которые при небольших усилиях давали им достаточные материальные блага для удовлетворения своих инстинктов.
Кто именно пролез в те годы в ВКП(б), покажу на таком примере. Адвокат 30-х гг. Б.Г. Меньшагин рассказывает о случае, когда он был защитником по делу о злоупотреблении властью. Судили мелкого партийного бонзу — члена бюро Кромского райкома ВКП(б) Орловской области, председателя всех районных культурных и просветительских учреждений А.И. Егорышеву, которая натворила массу несправедливостей во время коллективизации. Меньшагин дает и ее биографию. Эта женщина до революции была монашкой, т. е. паразитировала на верующих. А после революции сумела вступить в ВКП(б) и теперь паразитировала на деньгах всех налогоплательщиков195.
Так вот, заговорщики, сами Животные, имея в виду свергнуть власть Людей, на самом деле посягали и на власть тысяч Животных и обывателей, которые уже терпимо устроились на шее налогоплательщика СССР и не собирались никому отдавать свои кормушки. В 1937–1938 гг. драка была жестокой, но надо понять, кто и за что дрался. Сталин, начав бой с заговорщиками, невольно повел за собой не только Людей, но и тысячи человекообразных Животных и обывателей, а поскольку этот бой велся с помощью судов, а не оружием, т. е. смерть в таком бою была неявной, то толпы Животных и обывателей бросились в драку за «места под солнцем» на шее налогоплательщика: академик Вавилов писал доносы на академика Лысенко, поэты писали доносы на поэтов, генералы на генералов — всяк норовил с помощью суда устранить конкурентов и устроиться получше, а устраняемые рвали чужие глотки зубами, пытаясь сохранить свои доходные места.
Особенно подло в те годы, как, впрочем, и всегда, проявила себя интеллигенция. В России и СССР это был и есть паразитный класс, который свои доходы имеет не от собственного труда, а от того, сколько он сумеет их урвать из денег налогоплательщиков. Поэтому упустить в 1937–1938 гг. возможность и не попробовать добраться до более обильной кормушки, Животные из числа интеллигенции не могли. Яркий представитель интеллигенции Ю. Борев в своем сборнике «Сталиниада» так описывает участие интеллигенции в репрессиях тех лет.
«Философ и искусствовед Михаил Александрович Лифшиц рассказывал о междоусобных схватках среди интеллигенции в 30—40-х годах. Политические ярлыки были метательными снарядами этой борьбы, а доносы, или, как тогда выражались, «своевременные сигналы» — ее орудиями. «Участвовал ли я в этом? — спрашивал Лифшиц и отвечал: — Все участвовали, и я тоже. Иначе нельзя было ни писать, ни печататься, ни существовать в литературе. Ну, например, Нусинов выступает в прессе и обвиняет меня в том, что я искажаю марксизм, отрицаю роль мировоззрения в творчестве или не признаю сталинское учение о культуре. В его своевременном сигнале дан набор проступков, тянущий на 58-ю статью. Если я промолчу, вполне возможно, что меня посадят. Чтобы избежать этого, я публикую статью, в которой доказываю, что Нусинов не признает диктатуру пролетариата или отрицает лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Я даю шанс сесть в тюрьму и моему оппоненту. Я такой же доносчик, как и Нусинов, а то, что сажают его, а не меня, — это уже лотерея или убедительность аргументов и искусство полемики. Впрочем, сажали и вне зависимости от убедительности доводов в споре».
Сегодня эти признания могут показаться циничными, но в неэвклидовом моральном пространстве искусно сформированного противочеловечного общества действовали моральные нормы человека, находящегося под пыткой»196.
А ведь представьте, «сигнал, тянущий на 58-ю статью», попадает к следователю НКВД, к прокурору, к судье. Что им делать? Сидеть сложа руки, чтобы их обвинили в попустительстве?
Разве Сталин приказывал писать доносы друг на друга?
И смотрите, как «мудро» Ю. Борев оправдывает эту подлость: «неэвклидово моральное пространство»! А кто его создал? Лифшицы и Нусиновы своими доносами! «Моральные нормы человека, находящегося под пыткой». Оказывается, по Ю. Бореву, моральные нормы человека должны меняться в зависимости от условий, в которых он находится. Но Иисус и на кресте исповедовал те же моральные нормы, что и до распятия, и на кресте ни на кого не доносил, не предавал, в отличие от Иуды, который предал и без пыток. Кстати, а кто пытал в это время Лифшица с Нусиновым? Ведь они могли уйти с работы, где, как они считали, нужно доносить, на работу, где этого не требовалось, например, стать рабочими. У Животных и мысли такой нет.
Но интеллигенция ляжет под любую власть и будет нахваливать и Сатану, если он заплатит ей на 10 центов больше, чем Бог. А главную опасность заговоры представляли все же для партийной номенклатуры, поскольку в случае удачного заговора ей практически без вариантов грозила смерть. Причем для партийной номенклатуры опасность была и сверху, и снизу. Она боялась, с одной стороны, что заговорщики захватят власть в Москве и, соответственно, сметут их с должностей «сверху», с другой стороны, сталинская Конституция угрожала тем, что партноменклатуру могли не избрать в ходе местных выборов, поскольку всех партфункционеров и деятелей Советской власти на местах избирали местные коммунисты и избиратели. Поэтому дальнейшие события развивались следующим образом.
Через три месяца, в конце июня 1937 г., вновь собирается на пленум ЦК высшая партноменклатура ВКП(б). Накануне стремительным ударом Советская власть разгромила верхушку военного заговора в армии, обстановка в стране чрезвычайно нервозная. Историк Ю. Жуков, ознакомившийся со стенограммами пленума, так описывает события.
«Было 29 июня, Пленум уже заканчивался, когда от первого секретаря Новосибирского обкома партии Р.И. Эйхе в Политбюро поступила записка. Он обращался с просьбой временно наделить его чрезвычайными полномочиями на подведомственной территории. В Новосибирской области, писал он, вскрыта мощная, огромная по численности антисоветская контрреволюционная организация, которую органам НКВД не удается ликвидировать до конца. Необходимо создать «тройку» в следующем составе: первый секретарь обкома партии, областной прокурор и начальник областного управления НКВД, с правом принимать оперативные решения о высылке антисоветских элементов и вынесении смертных приговоров наиболее опасным из числа этих лиц. То есть фактически военно-полевой суд: без защитников, без свидетелей, с правом немедленного исполнения приговоров. Мотивировалась просьба Эйхе тем, что при наличии столь мощной контрреволюционной организации выборы в Верховный Совет могли принести нежелательный политический результат… если бы сталинская группа пошла наперекор большинству, она была бы немедленно отстранена от власти. Достаточно было тому же Эйхе, если бы он не получил положительной резолюции на свое обращение в Политбюро, или Хрущеву, или Постышеву, любому другому подняться на трибуну и процитировать Ленина, что он говорил о Лиге Наций или о советской демократии… достаточно было взять в руки программу Коминтерна, утвержденную в октябре 1928 года, куда записали как образец ту систему управления, которая была зафиксирована в нашей Конституции 1924 года и которую Сталин порвал в клочки при принятии новой Конституции… достаточно было все это предъявить как обвинение в оппортунизме, ревизионизме, предательстве дела Октября, предательстве интересов партии, предательстве марксизма-ленинизма — и все! Я думаю, Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов до конца июня не дожили бы. Их бы в ту же минуту единодушно вывели из ЦК и исключили из партии, передав дело в НКВД, а тот же Ежов с величайшим удовольствием провел бы молниеносное следствие по их делу. Если логику этого анализа довести до конца, то не исключаю уже и такого парадокса, что сегодня Сталин числился бы среди жертв репрессий 1937 года, а «Мемориал» и комиссия А.Н. Яковлева давно выхлопотали бы его реабилитацию» 197.