Разящий меч - Уильям Форстен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сын, которого у него никогда не было и которого он обрел в Эндрю. Этого вполне достаточно, чтобы умереть спокойно.
– Да хранит тебя Господь, сынок. Снова взвыли нарги.
– Забирай отсюда людей! – орал Пэт. – К другому поезду!
Григорий посмотрел на Пэта и вновь перевел взгляд на долину, где разыгрывалась трагедия. Черт побери, Григорий, забери их!
Офицер повернулся и присоединился к отступающей пехоте.
Римляне отступали, отстреливаясь. Многие открыто плакали.
До холма, на котором застрял их поезд, доносилась песня последних солдат Ганса. Пэт слушал, и по щекам его катились слезы.
Ударили пушки мерков, послышались крики, но песня продолжала звучать.
– «Слава, слава…»
Мерки рванули вперед. Слабый голос выводил последний куплет. На мгновенье Пэт увидел его – Ганс сидел, подняв карабин. А потом песня смолкла, и только сабли мерков взлетали и опускались, холодно сверкая в утреннем свете.
Прозвенел колокол, и поезд подъехал к станции.
Эндрю чувствовал себя одиноким как никогда. Пустые поезда, прибывшие с линии Потомака, были достаточно красноречивы, но он хотел услышать рассказ.
В последнем поезде сидела римская пехота. У многих были раны, обмотанные тряпками, на их лицах можно было прочесть весть о поражении.
Поезд свистнул и остановился. Пэт спустился из кабины паровоза.
Эндрю пошел навстречу ему. Пэт двигался так, словно на плечи ему взвалили непосильную ношу.
– Ганс погиб, – произнес он безжизненно.
Эндрю отвернулся. Господи, как ему хотелось броситься на землю и с воем кататься по ней, колотя кулаками, как бы он хотел спрятаться в самый дальний и темный угол, чтобы никто его не видел и не трогал. Но он не мог. Не сейчас.
Ганс был рядом, когда они стояли под Геттисбергом, когда он смотрел на тело своего единственного брата.
– Не сейчас, – сказал он тогда. – Ты поплачешь завтра. А сейчас нельзя.
«Ганс умер. Он был рядом со мной шесть лет, он научил меня всему, он был той силой, что помогала мне. А теперь его нет».
Эндрю повернулся к Пэту.
– Мы были так близко, – простонал Пэт, – так близко.
– А три бригады?
– Никого не осталось. Они построились в каре, а их расстреляли из пушек.
– Инграо, Андерсон, Эстерлид, Василий Александрович?
Пэт покачал головой. Эндрю стоял застыв.
– Господи Иисусе, ты бы их видел, – со вздохом выдавил Пэт. – Они стояли и пели до самого конца. Ганс посередине, а вокруг флаги и штандарты. Могу поклясться, что он жевал свой проклятый табак и ругался. Боже, прости меня. Я был там, но не мог их спасти.
Он шагнул вперед и положил руки ка плечи Эндрю. Тело его содрогалось от рыданий.
«Ганс умер», – с тупой настойчивостью стучало у Эндрю в висках. Почему-то ему всегда казалось, что его учитель вечен. Он слышал сотни имен, после которых звучало: «Погиб». Но Ганс… Никогда, никогда он не думал о возможности такого кошмара.
Ганс ушел навсегда.
– У тебя нет табака? – спросил Эндрю шепотом.
Пэт кивнул. Он достал из кармана носовой платок и громко высморкался. Потом вынул плитку табака и протянул Эндрю. Тот взял и откусил кусок.
– Они быстро продвигаются, – сказал Пэт. Он чувствовал, что должен рассказать о мерках. – К ночи они уже будут здесь, а к утру доберутся до Нейпера. Что с остальной армией?
– Сейчас уже за Нейпером.
Пэт кивнул, но видно было, что его занимают совсем другие мысли.
– Нам еще надо сражаться. Война не закончена, – произнес Эндрю и, положив руку на плечо Пэта, пошел вместе с ним к поезду. Позади полыхала подожженная станция.
– Подрывай!
Майна поднес факел к запальному шнуру и молча глядел, как по насыпанному на земле пороху к мосту сбегает цепочка огня. Несколько секунд спустя в воздух взлетели бревна и рельсы – почти месяц работы был уничтожен.
Мост через Нейпер рухнул в реку, поднялась волна, которая затопила берег и прорвала запруду на мельнице, стоявшей ниже по течению. Вода хлынула через пробоину.
Майна отбросил факел в сторону и подошел к Эндрю.
– Пришлось сделать это самому, – сказал тихо Джон.
Эндрю лишь кивнул и последовал за ним к вагону.
Он кинул быстрый взгляд на стул в углу, возле которого стояла медная плевательница. Откашлявшись, он прошел на свое место во главе стола.
– Каковы наши потерн? – спросил Калин.
– Восемьсот убитых и раненых в Первом корпусе, триста – во Втором, – отозвался Эндрю, заглядывая в рапорт. Он помолчал минуту. – Первая дивизия Третьего корпуса, а также половина Второго и Третьего выбыли из строя.
Калин откинулся на спинку стула и уставился в потолок.
– Десять тысяч человек. Эндрю кивнул. – И почти все оружие, кроме того, что они все-таки вынесли с поля боя, – шестьдесят пушек, полмиллиона патронов, палатки и продовольствие, – продолжил Джон.
– И Ганс, – мягко добавил Пэт. – И еще двадцать пять парней из Тридцать пятого полка и Сорок четвертой батареи.
Джон покачал головой.
– Я знаю, – прошептал он. – Но это не мое дело – докладывать о людских потерях. Я занимаюсь оружием, оборудованием.
Калин успокаивающе поднял руку.
– И что теперь? Все молчали.
– Я спрашиваю, что теперь? – гаркнул Калин, выведя Эндрю из состояния мрачной задумчивости.
Тот снова посмотрел на пустующий стул, словно там сидел кто-то, оценивающий его, готовый безмолвно упрекнуть, если он, Эндрю, даст волю чувствам, покажет свою растерянность, особенно сейчас.
– Мы будем сражаться дальше, – холодно ответил он.
– Прости, если я излишне пессимистичен, Эндрю, – раздался голос Джона, – но за последние три дня мы потеряли около двадцати процентов личного состава. Причем это были самые лучшие войска, самые подготовленные. План заключался в том, что до середины лета мы не будем сражаться на Нейпере и что к этому моменту у нас будет три корпуса обученных солдат. Мы собирались проложить железную дорогу дальше и укрепить берега реки по всей длине от Внутреннего моря до верховьев.
– С этим планом покончено, – сказал Эндрю.
– И какая у нас есть альтернатива?
– Сражаться не на жизнь, а на смерть, до последней капли крови, – мрачно ответил Пэт. – Возле Ганса валялись десятки их тел. Черт побери, когда они окружат меня, я захвачу с собой на тот свет не меньше дюжины.
– Ты говоришь так, словно все уже потеряно, – неодобрительно отозвался отец Касмар.