Синдром Гоголя - Юлия Викторовна Лист

В такую-то ночь! Мы же ждем прихода мертвяка! Послушай, я плохое не посоветую, нам лучше выйти на крыльцо и выпустить в воздух одну из двух коробок патронов. Грохот отпугнет упыря. А завтра явится товарищ милиционер с подкреплением.

Грених глянул на Асю, та закивала.

– Вот и Ася согласная. Говорю, плохое не посоветую.

Нехотя Грених, а следом за ним и Майка, прихватившая коробку патронов, двинулись к стеклянной двери веранды на крыльцо. За плетнем темнела полоса лесной чащи, над ней легло покрывало цвета индиго, усеянное звездами, сильно пахло прелой, влажной листвой, нагие яблони и вишни выглядывали из черноты ночи гигантскими пауками. Девочка, тихо ступая на носочках, чтобы не скрипели некрашеные полы веранды, прошла к краю, уселась по-турецки и вывалила патроны рядом с собой, соорудив приличную горку.

– Стрелять надо по мишеням, а в такую темень никакой мишени не видать, – вздохнул Грених, которому идея немного погромыхать в воздух показалась соблазнительной и не лишенной толка. Уж если показать, что дома кто-то есть, наверняка получится негодяя, действующего исподтишка, с трусливой осторожностью навещавшего Асю, немного отпугнуть и заставить повременить с сегодняшним визитом.

– А все равно, что темень, что нет, из меня плохой стрелок получился, – вздохнула Майка, ткнув локти в колени. – Сколько дядька ни давал стрелять, ни разу не попала, куда следовало.

– Из меня тоже так себе, – признался Грених, присев рядом и поставив винтовку от себя слева прикладом в пол. Об убитых на Донбассе, когда в составе 40-й стрелковой дивизии он отстреливал белогвардейцев, говорить не хотелось. Грених поймал себя на мысли, что те минуты, когда небо над окопами озарялось красным, или медленно тянулся обоз по взрытой, мокрой дороге, когда дрожала в руках винтовка, а он отворачивался от едва пораженной мишени – помнит теперь будто обрывки снов. Стрелять метко – было его незыблемым правилом, чтобы полевому хирургу добровольческой армии оставалось меньше работы. И до сих пор не мог себе объяснить, что за цель он преследовал, чем руководствовался его мозг – профессиональной солидарностью, милосердием, отчаянием или слепой злобой?

– Тогда давай стрелять по звездам! – просияла Майка. – В них нипочем не попадешь, и я, и ты не останемся в накладе. Ведь в них все равно никто б не попал.

Грених ответил молчаливой улыбкой, а потом скользнул затвором, уложил патрон, вскинул винтовку и прицелился.

– Хорошо. Вон, гляди, на западе – Вега в созвездии Лиры, под крестом Лебедя.

Девочка вскинула голову, недоуменно воскликнув:

– Храни тебя бог, папенька, но я не вижу лебедей! Только точки.

– Видишь звезду, во-он ту, выше крон на четыре пяди.

– Ну.

– Под ней крест.

– Действительно, крест, – Майка прищурила один глаз, уперев руки в бока.

– А чем крест не лебедь? Поперечины его изгибаются, будто крылья. Видишь, над его носом есть созвездие Лира в виде ромба? Прямо над верхним углом – Вега – самая яркая нынче звезда и сегодняшняя наша мишень.

– А что такое ромба?

Грених опустил винтовку и в удивлении глянул на девочку.

– Что такое трупные пятна, ты знаешь, и в ледниках бывала, и с ядами знакома, и из табельного оружия стреляла. А что такое ромб, не знаешь? Чему вас там в детдоме учили?

– Стреляй давай, – обиделась Майка.

Грених прицелился и пальнул. Среди ночи выстрел прогромыхал столь оглушительно, подхваченный эхом, что сорвались с ели за плетнем спящие вороны и черным облаком дернулись в сторону леса.

– Не попал, – констатировала обиженная Майка, искоса глядя, как Грених потянул затвор на себя и выпустил пустую гильзу. – Теперь я.

– Боюсь, что это слишком тяжелая винтовка для такой маленькой девочки, – покачал головой Грених. – Очень будет больно по плечу.

– Не будет. У меня своя метода стрелять, чтобы не было больно по плечу. У дядьки была берданка, дай сюда.

И подхватив один патрон из общей кучи и четырехкилограммовое ружье, бросилась в сад. Грених насилу за ней поспел.

– Подожди! Это ведь не игрушки.

– Да знаю я.

Майка встала, прижавшись спиной к широкой старой яблоне, очень уверенно потянула затвор, всунула патрон. Прикладом плотно оперлась о дерево у пояса, обняла рукой ствол винтовки, подняв дуло чуть выше крон деревьев.

– Стой! Может срикошетить от… чего-нибудь, – крикнул Константин Федорович, увидев, как ее палец скользнул под скобу. Но Майка уже нажала спусковой крючок, раздался выстрел.

Грених невольно зажмурился, отгородив лицо локтем.

– В Вегу не попала, зато и в «чего-нибудь» тоже не попала.

Они вернулись к веранде, потому что с крыльца было лучше видно звезды. Майка стреляла, прислонившись к каменному простенку меж дверью и окном. Ну и чудна́я девочка, думалось Грениху, уже восьмую пулю в звездное небо отправила. Кому расскажешь, не поверят. Десять лет от роду, а из берданки стреляет так, что и бровью не поведет, когда приклад при выстреле с силой отдает в стену, крепко сжимает руками винтовку.

– Альтаир!

Ба-бах!

– Денеб!

Ба-бах!

– Арктур!

Ба-бах!

И тут вдруг за их спинами раздались тревожные шаги, на веранду выбежала Ася и расплакалась, спрятав лицо в шали.

Грених и Майка медленно развернулись – на сегодня играть с ружьем довольно.

После двух кружек чая с сушками утомленная уроками стрельбы Майка свернулась калачиком на кушетке. Ася, тяжело передвигаясь, будто ей было не двадцать, а все восемьдесят, убирала со стола чашки. Больно было смотреть на эту в ней перемену, ничего общего с девчушкой, которая наивно хотела пожарить конский каштан и отстаивала своих зеленых питомцев.

Лампы потушили, оставили гореть свечу на подоконнике.

Грених поймал себя на мысли, что ждет, когда Майка начнет сопеть особым образом. Отеки под глазами у девочки уже несколько сошли, но переломанная носовая перегородка мешала дышать полноценно, особенно это чувствовалось во время сна. По дыханию всегда было понятно, спит она или притворяется.

Ася переместилась к окну и встала, положив руки на подоконник, глядя на выползшую ущербную луну. Ее профиль в тусклом, желтом свете казался ожесточенным, щеки запали, у рта пролегала горькая складка, светлые волосы мягко прикрывали уши, небрежный узел у затылка делал ее похожей на страдающую Татьяну.

– Винтовка разогнала не только упырей, – тихо произнес Грених в попытке пошутить, – но все облака и тучи. Нынче такое небо чистое, каждую звездочку можно разглядеть.

Ася не ответила ни кивком, ни улыбкой, застыла каменным изваянием. И Константин Федорович сник, усевшись с винтовкой на стуле у порога. Опять не к месту подумалось о гипнозе, но Грених боялся даже заикнуться о подобной терапии, вдруг она подумает, что профессор, задумав дурное, намерен, как вор, проникнуть в ее подсознание и