Еда и патроны. Полведра студёной крови - Вячеслав Хватов

– С кем тут?

– Это заметно. Расскажи-ка лучше, что здесь за дерьмо ухающее по лесам бродит?

– Осторожно, – прошипела старуха, резко оставив беззаботный тон. – Он такого не любит.

– Он? Что за хер такой? – поинтересовался я.

– Ар-р-гх… Он всё слышит. Не зли его!

– Тогда рассказывай. Или я эту поебень так обложу…

– Молчи!!! – взвизгнула карга, разрываясь между гневом и ужасом. – Я говорю, ты слушаешь. Не сквернословишь!

– Да, лучше не стоит, – поддержал хозяйку дома Ткач, глотнув из фляги. – Серьёзно, завязывай.

– Лады.

– Он – демон, – будто выплюнула это слово старуха. – Сильный, очень сильный. Сильнее него только Золотая Баба.

– Начинается…

– Не перебивай! Баба сильнее, но она не защитит. Никто не защитит. Он всегда берёт своё. Если заприметил, не отступится.

– А что ему нужно? – выдохнул Ткач, чутко прислушиваясь к местному изустному фольклору.

– Души. Ваши бессмертные души.

– Он убил двух манси, что были с нами, – поведал я о трагических потерях. – Мог бы и нас прихватить заодно, раз такой всемогущий. Вряд ли засов его бы сдержал. Но, как видишь, мы здесь, и души при нас.

– Ты уверен? – спросила старуха с ехидцей.

– Что это значит? – прошептал Ткач, припав губами к щели.

– Тех, кто ему не нужен, он не убивает. Гонит прочь. Зверей, птиц, опят… Тех, кто пуст. И тех, чья душа чернее сажи.

– Всегда знал, что злодеем быть выгодно, – утешился я очевидным выводом.

– Почему он не идёт к городам? – спросил Ткач с таким видом, будто надеялся, что ответ даст ему повод рассчитывать на спасение той самой души, что даже сраному демону нахуй не спёрлась.

– А мне почём знать? Может, там все пустые. А может, он не настолько силён.

– Но ведь и ты живёшь здесь уйму лет и не нужна ему. Стало быть…

– Стало быть, – повторила старуха, соглашаясь с невысказанным предположением. – И хватит болтовни. Утро близко.

Как тут поспоришь? Да и в сон, несмотря на задушевную беседу, клонит, будто каменной плитой.

– Ты первый на вахте, – известил я Ткача о планах на ночь, стаскивая ботинок. – Разбуди в четыре. И не смотри так на меня. Знаю, о чём думаешь. Мой ответ – нет.

– Почему? – проскрежетал он так жалобно, что я насилу сдержался, чтобы не обнять беднягу. – Мы могли бы…

– Хватит.

– …до весны…

– Хватит, сказал. Я шёл сюда… сам знаешь для чего, а не зиму с тобой коротать. И потом мне нравится эта милая старушка.

– Подохнем же. Ты сам слышал. Никто не возвращается.

– Завязывай на сегодня со спиртом, – пристроился я на скамье, кое-как укрыв ноги кухлянкой. – Будет обидно, если дни мои прервутся от руки старушенции, хоть я к ней и неравнодушен. Бди.

Утром, впервые за несколько недель умывшись тёплой водой и навернув бабусиной стряпни под неотступным контролем шеф-повара с двустволкой, мы перешли к деловой части.

– Я возьму всё, – ткнула хозяйка толстым узловатым пальцем в мешок с солью.

– Ишь ты! – усмехнулся Ткач. – А рассчитаться-то будет чем? Натуру не предлагать.

– Вот, – тряхнула старуха собольими шкурами.

– И на что они нам сейчас?

– Нужны припасы, – подсказал я. – Мясо, крупа, котелок там, миски, пару больших шкур на подстилку, да и патроны лишними не будут. У тебя двенадцатый?

– Шестнадцатый, – расстроила меня старуха. – Но я погляжу. Может, и завалялось чего.

– А «семёрок» нет? – поинтересовался Ткач. – Или девять на восемнадцать хотя бы. Ты меня вообще понимаешь?

– Вроде не дура, – оскорбилась хозяйка. – Но за это я хочу всё, – снова ткнула она пальцем в мешок.

– Неси, – кивнул я. – А там видно будет.

– И самогона прихвати. Не поверю, что у тебя нет! – крикнул Ткач ей вдогонку. – А что? – повернулся он ко мне. – Я пустой.

– Ты за четыре часа всю флягу этого говна выхлебал? И не подох?

– Практика – великая вещь.

– Вот, – вернувшись из своих потаённых кладовых, бухнула старуха на пол два мешка: с вяленым мясом и с сушёным горохом. – И вот, – выложила она на скамью патроны: восемь «двенашек», дюжину «маслят» и три «семёрки».

– Негусто, – почесал бороду Ткач и взял один из патронов с тёмно-зелёной довоенной гильзой. – Они хоть годные?

– А мне почём знать? – бросила старуха. – Я ими не стреляю.

– Котелок, миски, две шкуры, – напомнил я.

– Любые бери, – указала хозяйка на полки с утварью и застеленный шкурами пол.

– А где обещанный самогон? – снова поднял Ткач, похоже, единственную волнующую его сейчас тему.

Старуха покачала головой и, снова скрывшись в недрах холма, вернулась с бутылью мутной жидкости.

– Во! Это дело! – схватил Ткач вожделенный сосуд и, откупорив со смачным хлопком, нюхнул содержимое. – Годится!

– Обожди, – остановил я его руку, запрокидывающую бутыль в подставленную пасть. – Что ты, как свинья? С хозяйкой выпей.

– Э-э… – опустил Алексей склянку. – И то верно. Прошу простить меня за отсутствие манер, – отстегнул он с карабина алюминиевую кружку и, набулькав в неё половину, протянул старухе. – За удачную сделку.

– Я это не пью, – отступила та на шаг. – Мне для компрессов. Суставы ломит.

– Не обижай моего друга, мать, – вежливо попросил я, расстёгивая кобуру. – У него бзик на это дело. Уважь.

– Да, уважь, – почти обиделся Ткач. – Будь любезна.

– Нельзя мне, – отступила хитрожопая ещё на шаг. – Язва у меня. И желтуха.

– Пей, – направил я ствол «ПБ» ей в голову за секунду до того, как показавшиеся из-под тряпок стволы успели подняться.

Старуха замерла, но всего на мгновение, быстро рассудив, что слабый шанс на жизнь лучше верной смерти.

«ПБ» хрустнул, и девятимиллиметровый комочек свинца зарылся в скрытую капюшоном голову.

– Паскуда! – швырнул Ткач бутыль в стену, раздосадованный больше отсутствием выпивки, чем попыткой отравить его. – Чёрт… А ведь мы её стряпню жрали.

– Из общего котелка. А вчерашний чугунок старуха не успела бы травануть, он всё время на виду был. Я за этим слежу, в отличие от тебя – беспечного алкаша. Да и не рискнула бы она в своём доме. На дорожку яду подкинуть – это другое дело. Потом взяла бы след и обобрала наши скорчившиеся в мучительной агонии трупы.

– Я не беспечный, просто привык видеть людей, даже таких, с положительной стороны.

– Ну хотя бы не отрицаешь, что алкаш. Это шаг в верном направлении.