Грязные деньги - Анна и Петр Владимирские

— Наши юристы и юристы этой компании по очереди подают друг на друга в суд. И каждый раз суд принимает новое решение. Но и оно никем не выполняется… И ЮНЕСКО, которое грозит исключить Киев из своего списка из-за многочисленных нарушений, им не указ. А пока мы будем стоять здесь, хоть до весны. Нас некоторые жильцы из вон того дома пускают погреться и чаю попить.

Вера спросила у нее, можно ли ей тоже зайти к жильцам погреться чайком. Маша позвала подруг, оставила женщину на их попечение, а сама ушла.

Девушки сразу поняли, что Вера хочет что-то разузнать, но из деликатности не спросили. Она сама объяснила:

— Девчонки, меня интересует, как люди реагируют на это строительство у них под боком. Живые слова, понимаете? Не те, которые на митингах кричат, не подписи и не то, что для всех. А как думает каждый отдельно.

— Вам это для исследования? — спросила девушка в длинном красном шарфе. — Вы социолог?

— Я врач, психотерапевт. Мне исследования не нужны. Может, чем-то помочь смогу?

Девушки переглянулись.

— Есть тут парень… — сказала одна, но запнулась. — Ладно. Начнем с тети Нади на первом этаже. Она на наших митингах и собраниях самая активная. Голос могучий. — Девушка хихикнула. — Но как домой приходит, все время проводит у телевизора. Так что конкретной помощи от нее не дождешься. И дочка у нее такая же, старшеклассница.

Вторая девушка глянула укоризненно.

— Почему же не дождешься? А гостеприимство? Всегда чаем напоит с маковым пирогом. Ночевать в тепле зовет, у нее три комнаты, одна пустует — мужа нет.

Тетя Надя оказалась женщиной далеко за сорок, объемистой и круглолицей. Увидев гостей, заулыбалась.

— Чайку? А кто это с вами?

— Это Вера. Чего-то узнать хочет…

Надя налила в электрический чайник воды, водрузила на подставку, включила. Он сразу зашумел так, будто тарахтел небольшой мотоцикл.

— А мы ничего не знаем, что у нас узнавать. — Надя продолжала простодушно улыбаться.

Вошедшие скинули куртки, уселись на кухонные табуретки. Вошла крупная девушка с немного примятым лицом.

— Доча, будешь с нами?

Та молча отрицательно покачала головой и вышла.

«Валяется у себя в комнате и музыку слушает», — догадалась Вера.

Она сказала:

— Надя, я хочу спросить. С тех пор, как началось строительство, вам стало труднее жить?

Надя уронила нож, которым отрезала толстый ломоть лимона.

— Нет, не стало, — ответила она странным голосом.

Может, для обычного человека ее голос и не звучал бы странно. Но Вера умела слышать голоса, как гениальный настройщик — рояль. Бесполезно было от доктора Лученко что-то скрывать или говорить неправду: голос вас выдаст. Даже по телефону.

— А забор, который они поставили почти вплотную к подъезду?

— Не мешает…

— А пыль? Шум? Горячая вода всегда есть? Электричество не гаснет? — продолжала свои вопросы Вера, обнаруживая неплохое знакомство с вопросом.

— Говорю же вам, они нам не мешают.

Вера внимательно посмотрела на женщину, ожидая, что ее скрытое раздражение сейчас прорвется наружу. Но она молчала, только лицо едва заметно осунулось и между бровями пролегла тоненькая паутинка морщин.

Странно. Она не хочет говорить. И явно боится… Даже не задает естественных встречных вопросов: «А зачем вам? Для чего? Вы журналистка?» Такая крикливая, темпераментная, явно не лезет за словом в карман, хозяйственная, наверняка на дочку покрикивает, да и на соседей тоже, во все вмешивается, все видит из окна своего первого этажа — кто где машины ставит, кто собак выгуливает в неположенных местах. И при этом молчит!..

— Спасибо, Надя. — Вера встала. — У вас очень уютно, но нам пора идти.

Жаль девочек, они бы еще посидели, поболтали, чайку попили. Но Вера не могла ждать.

В следующей квартире, на третьем этаже, было шумно. Им открыл пожилой седой мужчина, увидел девчат и кивнул, Веру строго спросил:

— Опрос? Реклама? Религиозная секта? Деньги на похороны? Денег нет.

Вера не удержалась, рассмеялась и тут же зажала себе рот рукой.

— Это мы. А это Вера, она с нами, — сказала сопровождающая.

— Если с вами, тогда ладно, — согласился седой. — Новенькая?

В глубине квартиры метались шаги и громыхал бас:

— Мам! Ну мама! Где мои ролики?!

— Сам куда-то засунул, сам и ищи! — отвечало ему бархатистое контральто.

Вера решила не уточнять, кто она. Новенькая так новенькая. Это ей даже льстит в смысле возраста. Не приходилось ей раньше ни в каком гражданском сопротивлении участвовать…

По извилистому коридору, заставленному коробками и заваленному обувью, прошли на тесную кухню. Мимо два раза пролетел парнишка в спортивной форме, рявкнул возле уха: «Ну мама!» — и исчез вдали.

— Я пью только молотый кофе, — объявил седой мужчина. — Растворимый — это химия. Вам сколько ложечек, Вера? Эти две балаболки пьют чай, я знаю. А вы любите кофе.

«Интересное кино», — подумала Вера, улыбаясь про себя.

— Почему? — спросила она.

Мужчина задумался. Посмотрел на Веру внимательно, улыбнулся и махнул рукой.

— Не знаю. Вот честно — не знаю, почему так решил. По вашему выражению лица, наверное.

«Интуиция, то есть подсознание, работает точнее и быстрее, чем сознание, считывает информацию, анализирует и в полсекунды выдает результат. И сознание этот результат берет на вооружение, хотя объяснить, откуда он взялся, не может». Так Вера хотела ответить, но почему-то сдержалась и промолчала. Ей, наверное, интуиция подсказала не говорить лишнего.

— Скажите, пожалуйста…

— Антон Ильич.

— Антон Ильич, вам эта стройка под окнами сильно мешает?

Хозяин сел и снова посмотрел на Веру внимательно, но уже без улыбки.

— Шум, грохот, рев дизеля, — продолжала Вера, — запахи смолы, бетонная пыль? И прочие неудобства от строительства этой бетонной громады, они вас достают?

Крики в глубине квартиры прекратились.

— Нет, — медленно ответил Антон Ильич. — Нам ничего не мешает, все хорошо.

В кухню заглянули двое: обладательница контральто — длинная худая женщина в халате с замотанной полотенцем головой — и давешний парнишка в спортивном костюме.

— А что такое? — спросила женщина, но седой строго взглянул на нее, и она спохватилась. — Стройка себе и стройка, мы ее вообще не замечаем. Так что не жалуемся.

Парнишка молчал, но смотрел на мать со странным выражением лица.

Вера уже все поняла. Она поднялась, поблагодарила и вышла на лестницу.