Михаил, Меч Господа. Книга 2. Подземный город Содома - Гай Юлий Орловский

Потом за сотни лет удалось удобрить собой землю, и новые поколения пускали корни еще дальше, а на ветках появились листья.

Сейчас кустарники густые и высокие, между ними ютится чахлая трава, но злой сухой ветер все же разбивается о твердые, как камни, ветки, а трава в ответ благодарно прикрывает землю от жара солнца.

Азазель шел бодро впереди, посвистывал и указывал то на застывшего в безоблачном небе коршуна, то на перепрыгнувшего со стебелька на стебелек крупного кузнечика с ярко-синими крылышками.

– Жизнь идет!.. А что? Кузнечик тоже человек!.. Вы что такие задумчивые?.. Природой нужно восхищаться вслух, а то могу припаять обвинение в человеконенавистнических замыслах вплоть до зловещих задумок насчет терактов!

– Природу все любят, – сказал Михаил вынужденно, потому что Аграт и Бианакит всю дорогу идут молча, хотя никто не приказывал соблюдать режим тишины. – И животных тоже любят… Вот только друг друга…

Азазель хохотнул:

– Внутривидовая борьба!.. Господь, создавая человека, велел Дарвину сказать эту истину вслух.

Аграт с интересом взглянула на Михаила:

– Что, люди и друг друга не обожают? Я думала только демонов.

– Тебе многое предстоит узнать, – сообщил Азазель с удовольствием. – Я бы просветил, люблю общаться с дурочками, с ними я такой умный, но занят, пусть просвещает Мишка. Он, можно сказать, Михаил Просветитель!.. Засветит так засветит…

Она взглянула в сторону Михаила с иронией:

– Он?.. Ну не знаю… Пока что кажется деревенским дурачком. Лучше я у Бианакита поспрашиваю.

– Да, – поддакнул Азазель. – Это лучше. Поспрашивай.

Двигались так почти весь день, дважды останавливались перекусить и один раз на обед, во время которого Азазель осматривал окрестности в бинокль, потом снова рюкзаки на спину и бодрым маршем по косогорам, наконец в какой-то момент Азазель остановился на пригорке, поджидая их, простер величественно руку ладонью вперед:

– Вон там он был… Если никто гору не передвинул… Точнее могу сказать ночью, если в том месте загорятся две яркие звезды с языческими названиями.

Михаил буркнул недовольно:

– У звезд все названия языческие. А гору с чего кому-то двигать?

– Да был один, – ответил Азазель безучастно. – Обещал… Все, привал на ночь.

– Чтобы посмотреть на те две звезды?

– Чтобы не тащиться в темноте, – ответил Азазель. – Оглянись, солнце уже зашло, даже закат сейчас погаснет!

Михаил оглянулся, вся западная часть похожа на Божественный горн, в котором ковалась вселенная, на полнеба разверзаются пылающие бездны, в одном месте огонь гаснет, в другом разгорается, но все же все оттенки, от алого до багрового, становятся темнее, а исполинский занавес медленно смыкается, темно-красный край неба все ближе и ближе к темной земле.

– Хорошо, – сказал Михаил. – Ты прав, не стоит бродить среди развалин ночью.

Азазель повернулся к Аграт:

– Запомни этот момент! Он впервые сказал, что я прав. Да еще в присутствии женщины. Красивой женщины, что потребовало от него двойного усилия.

– Почему двойного?

– Ну тройного, – уступил Азазель. – Так что даже твердолобый… я хотел сказать твердый в убеждениях и высоконравственных принципах наш как бы друг умеет иногда в исключительных случаях хоть и крайне редко, но все же принимать доводы более разумного существа.

– Это ты о ком? – спросила Аграт.

– Молчи, женщина, когда люди говорят вслух!.. Он согласился, хотя, правда, отрицать приход ночи бывает затруднительно даже для образцового солдата. Вон Бианакит не отрицает же?.. Верно, Бианакит?

– Привал, – ответил Бианакит, – лучше вон там в низине. Чтобы пламя костра никто не видел издали.

И, не желая вступать в пустячный разговор ни о чем, быстро спустился вниз, там сбросил рюкзак на землю и начал собирать хворост.

Когда он набросал на очищенное место приличную кучку, Аграт хозяйственно сложила их аккуратным шалашиком, отступила, любуясь как произведением искусства. Возможно, так искусство и зарождалось в пещерное время.

Азазель картинно взмахнул рукой, пламя моментально охватило сучья снизу доверху. Вокруг костра образовался яркий круг оранжевого света, а вечерние сумерки моментально превратились в темную ночь.

– Здесь тепло, – заверил Азазель. – Даже Аграт не превратится в сосульку.

– Твой Мишка теплый, – сообщила Аграт. – Вообще печка!..

– Ух ты, – сказал Азазель. – Уже добралась?

– Наполовину, – ответила она со зловещей скромностью.

– Из-за блондинок в мире столько зла! – сказал Азазель с сочувствием. – Какое счастье, что ты брюнетка.

Аграт сказала строго:

– Не подлизывайся! Видела я таких подлизунов. Я вон Мишку совращать буду.

– Еще не? – спросил Азазель в изумлении. – А наполовину это как?

– Пока держится, – сообщила она. – Но сопротивление уже хилое, вот-вот сломлю.

Михаил сказал вяло:

– Эй-эй, я здесь.

Аграт оглянулась, красиво изогнутые брови приподнялись в наигранном изумлении:

– А в самом деле… Тихий, как мышонок. Говоришь, он хороший боец?

– Хорошие не бахвалятся, – заметил Азазель. – Он вообще хорош. А как он тебя раскусил?

Аграт сказала ревниво:

– Просто угадал.

Азазель посмотрел на нее с интересом:

– Правда? Мне случалось видеть мудреца, сболтнувшего глупость, а вот дурак, случайно брякнувший слова мудрости, еще не встречался.

Она наморщила нос:

– Михаил мудрец? Не смеши.

– Михаил постоянно учится, – сказал Азазель серьезно. – И быстро. Такое вот у людей свойство.

Она буркнула:

– Все равно не понимаю, зачем Господь уделяет ему такое внимание.

– Бог, которого можно понять, – пояснил Азазель, – уже не Бог.

Она сказала независимо:

– Я наслушалась там, в своем уровне, как Он наказывает тех, кто ослушался Его воли. Но что-то не заметила, чтобы люди стали лучше.

– По тем, – сказал Михаил, – что попадают к вам, трудно судить о всех людях. Есть и те, кто попадает в другое место.

Она фыркнула:

– Разве в ад идет не большинство?

Михаил смолчал, нет желания спорить с женщиной, вместо него миролюбиво ответил Азазель:

– Человечество составляют не большинство, а лучшие. Конечно, их меньшинство. Но это они человечество. Остальные… так, шлак. Дрова для котлов в аду.

Аграт фыркнула и отвернулась, Бианакит начал вытаскивать из рюкзака сухой паек, что оказался совсем не сухим, но, почему так называется, Михаил ломать голову не стал, у людей слишком много непонятного и нелогичного, хотя вот Азазель уверяет, что в этом залог их прогресса.