Приемная дочь Бабы Яги - Meleth

— Зареслав, пора! — услышали вдруг молодые голос Змея Горыныча.

Нехотя оторвался от губ жены мужчина, а Злата, смутившись, спрятала лицо на его груди. Не уж-то и впрямь пора?

— Злата, идем! — это уже Кощей дочку позвал.

Ягуся нехотя отняла головку от надежного плеча и на отца глянула. Оказалось и Ростислав Всеволодович, и Будимир Давыдович к алтарю подошли, да с волхвом видимо беседу свою какую-то до того момента вели, а за спинами их чуть в отдалении уже снова воздух искринками мерцал, проход до Избушки отрывши. Вздохнула Ёжка горестно и из груди мужа такой же вздох вырвался. Прежде чем отпустить жену, прижал ее княжич крепко-крепко и шепнул:

— Я тебе шкатулку колдовскую для писем пришлю, будем наказ Матушки-Земли исполнять. Вот уж не думал, что с женой по переписке знакомиться буду, — ухмыльнулся он и, коротко поцеловав Златославу, напоследок проговорил. — Все, иди к отцу, а то не отпущу, против Богов пойду!

— Глупости не говори! — покачала головой Ягуся, когда он отстранил ее от себя и легонько подтолкнул в сторону батюшки, и чуть смутившись, решила признаться. — Я буду очень от тебя писем ждать, и когда сам приедешь…. Ну, все до скорой встречи!

Только Баба Яга эти слова досказать успела, как царь Кощей ее уже под руку подхватил и к переходу повел, бросив старшему Змею что-то на прощание. А Златка с замиранием сердца снова и снова мысленно повторяла слова Зареслава произнесенные напоследок:

— Я буду ждать нашей встречи, душа моя!

Оставив за спиной мерцающую пелену перехода, Яга шмыгнула носом и снова грустно вздохнула, пытаясь разобраться в себе и понять, жалеет она или не жалеет, что первая ночь замужней жизни у нее вдали от супруга пройдет. С одной стороны, покидать Зареслава ей было тяжело и, хотя увидела она его впервые только этой ночью, было у Ёжки стойкое чувство, что знает его давно. С другой, все же к супружеской ночи с совершенно незнакомым мужчиной она была как-то не готова.

— Златка, чего застыла?! Холодина страшенная, а ты замерла! — окликнул дочь Ростислав Кошей, переминающийся с ноги на ногу рядом с ней.

— А? Что? — рассеянно переспросила Златослава, пропустившая мимо ушей слова родителя.

— Что, что, — передразнил ее батюшка-царь и пояснил все же. — В дом говорю, пошли! Холодина!

— Да, папочка, конечно, — отрешенно пробормотала девушка и с сожаление обернулась туда, где раньше был проход.

— Да увидитесь вы еще! — поспешил утешить дочку Кощей и, приобняв за плечи, сам повел ее в сторону Избушки.

Бабка Ёжка не сопротивлялась, покорно шла рядом с отцом, изредка печально вздыхая. Ростислав Всеволодович довольную улыбку и не скрывал, зная, что дочь и не заметит ее, так в свои переживания погружена. Не думалось царю Белояжскому, что девочке его Змей Лиходольский так в сердечко западет, но радовало его сие без меры. Теперь он и слово, данное умирающему побратиму сдержит, и дочка его пристроена будет, да уж точно счастлива в жизни своей супружеской. Жаль ни отец, ни мать Зареслава не порадуются.

— Хозяюшка, вернулась! — тихонько воскликнула домовушка, стоило только Яге и Кощею переступить порог кухни. — Ростислав Всеволодович, доброй ночи вам!

— И тебе, Марфуша! И тебе, — рассеяно оглядываясь, проговорил царь Кощей и, бросив взгляд на печь, попросил. — Ты мне, Марфушка, на печке постели! Я ночь эту у вас заночую, не хочется мне по лесу мотаться, волков пугать. Умаялся я что- то, страсть как.

— Ох! Да ты на кровати на моей ложись, батюшка, а я на полатях лягу! — спохватилась Ягуся, стряхивая с себя все переживания и сожаления, ни к чему они сейчас.

— Ну, уж нет! — покачал головой Ростислав Кощей. — На печи лягу я, хоть косточки свои старые погрею.

— Батюшка! — попыталась укорить его Злата, но не преуспела.

— Цыц, дочь моя! — с усмешкой заставил ее замолкнуть мужчина. — На печи сплю я, и ты давай тоже дуй спать! А то чую я, Василисушка нас рано поутру всех подымет.

Не стала боле Златослава с отцом спорить, оставила его на попечение домовой, ночи спокойной напоследок пожелав. На цыпочках прокралась Ягуся в спальню, постояла немножко над колыбелью со спящей дочкой, поспешила переодеться в ночную рубаху и, юркнув под одеяло, сладко зевнула.

— Так-так, Ягуся моя, где это ты была? Поведай верному Терентию! — тихо мурлыкнул фамильяр, заскочил на постель и пополз к девушке, смешно елозя и вертя пушистым хвостом.

— Замуж выходила, — заговорщицким шепотом поведала она и хихикнула.

— И как вышла? — в той же насмешливой манере поинтересовался Реня.

— Удачно, — подмигнув коту, ответила Баба Яга и счастливо улыбнулась.

— Судя по припухшим губам, муж тебе дюже горячий попался, — вгоняя Ёжку в краску, сообщил он, пристально разглядывая подопечную своими зелеными глазами. — Только вот почему у вас ночь супружеская порознь проходит?

— Мать-Земля в конце обряда появилась, благословила, и наказ дала попервах познакомиться, а уж потом и… В общем, ты понял что! Словом, мы с мужем через письма общаться будем, а когда Матушка-Земля позволит, снова встретимся, — выпалила Златка едва слышно.

— Етишкин свет! — простонал кот, закрывая мордочку лапами. — Ягусь, а Ягусь! У тебя, когда будет все как у людей, а?

— Рень, ну, как у меня может быть все как у людей, когда дело с Бабой Ягой имеешь? — усмехнувшись, проговорила девушка.

— Ох, ладно, — фыркнул насмешливо фамильяр, растягиваясь на одеяле во весь рост. — Спи, давай, Баба Яга!

— И тебе ночи доброй! — снова широко зевнув, пробормотала Златослава и сама не заметила, как заснула.

— Сладких снов, Ёжка моя! — хмыкнул Терентий, потянулся и вальяжно прошелся по кровати.

Остановившись у самого края, фамильяр спрыгнул на пол и мягко ступая, прошел в кухню, проследить, как укладывается спать на печке царь Кощей. Затем прогулялся до лавки, где Марфушка при свете свечи вязала детские носочки. Реня еще раз обошел кухню, прислушиваясь к тихим шорохам внутри Избушки и приглушенным звукам, едва слышно доносящимся снаружи. Не обнаружив ничего тревожного, кот вернулся в спальню, запрыгнул на шкаф и с него поглядел на спящую в люльке малышку, и только после этого он вернулся на ежкину кровать, свернулся под боком у девушки в пушистый клубок и задремал.

Отступление

Ночь шла своим чередом, неотвратимо приближая рассвет. В лесу стояла тишина, изредка нарушаемая скрипом деревьев или уханьем мышкующей совы, а неожиданно подувший с юго-востока теплый ветер ослабил ночной мороз и дал надежду на раннюю весну. Лес еще нежился в предрассветных сумерках, когда со стороны Ветряного кряжа сплошной стенной двинулся густой темно-серый туман с фиалковыми переливами. Туман неспешно плыл, как голодное чудище, заглатывая деревья и кустарники, камни и корявые лапы сухостоя, звериные тропы и закованные ледком ручьи. Он остановился лишь тогда, когда дошел до границы Пограничного болота, там и замер, будто ожидая чего-то. Первые лучи солнца осветили, но не развеяли густое туманное марево, а лишь сделали более заметным фиолетовый оттенок и какие-то странные тени, передвигающиеся в его сумрачных глубинах.