Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953 - Джеймс Хайнцен

По имеющимся документам невозможно установить, чем руководствовался человек, становясь милицейским осведомителем50. Милиция не записывала, по каким причинам ее информаторы соглашались доносить о подозрительной деятельности. Поэтому ее документы, за редкими исключениями, очень мало говорят о том, почему люди сотрудничали с милицией51. Впрочем, один из мотивов ясен: милиция, по сути, шантажировала многих, оказавшихся под арестом. В обмен на свободу или смягчение грозящего им уголовного обвинения она возвращала задержанных обратно на рабочие места в качестве своих осведомителей с заданием сообщать о чьем-либо подозрительном поведении либо давать информацию о деятельности групп, с которыми они связаны52. Министерство внутренних дел требовало от милиции вербовать больше осведомителей «по компрометирующим материалам», рассуждая, что те согласятся «стучать» на сообщников, чтобы не загреметь в тюрьму самим. Яркий пример применения такого принципа – доклад с жалобой, что в Ивановском городском ОБХСС всего 29 из 197 тайных осведомителей «завербовано по компрометирующим материалам». Далее в докладе критикуется тот факт, что некоторые агенты, работающие бухгалтерами, завербованы не потому, что их поймали на связях с преступниками, а «только» из-за их бухгалтерской квалификации53.

Для выявления наиболее опасных преступных группировок власти решили ускорить темпы вербовки «преступного элемента» – эта стратегия стала интенсивно применяться во время войны. Замечая, что информация о крупных махинациях редко поступает из «традиционных» источников, центральное руководство ОБХСС настаивало, чтобы милицейские кураторы привлекали в качестве осведомителей лиц, замешанных в должностных преступлениях, взяточников и расхитителей государственной собственности. Во время послевоенного наступления на преступность руководители ОБХСС требовали от агентов энергичнее вербовать осведомителей из криминальных кругов для проникновения в группировки, куда зачастую входили их сослуживцы. Например, о «честном» бухгалтере воронежской столовой № 5 в одном докладе говорится, что он в этом смысле бесполезен, поскольку «по службе за свою прямоту и честность встречает недружелюбное отношение со стороны некоторых работников, стоящих по службе выше его»54. В другом докладе агенты, которые не решаются связываться с преступной средой, названы «трусливыми». В переписке 1947 г. отмечено, что в органах милиции, в особенности ОБХСС, пока не хватает квалифицированных агентов, способных разоблачать «глубокое преступное подполье»55.

Однако зависимость от вынужденных осведомителей с темным прошлым вызывала и беспокойство. Неудивительно, что такие осведомители часто оказывались ненадежными. Многие из них, констатируется в докладах, «двурушники», которые поставляют одну «дезинформацию» и «сращиваются с преступным элементом»56. К тому же, как заметили сотрудники ОБХСС в 1948 г., подобные осведомители нередко использовали свои особые отношения с милицией в качестве ширмы для новых незаконных делишек: «В ряде случаев расхитители, взяточники и спекулянты, состоя в агентурно-осведомительной сети ОБХСС, прикрываются этой связью с органами милиции и безнаказанно совершают преступления и тем самым дискредитируют органы милиции»57. В 1952 г. МВД предприняло некоторые шаги (правда, не слишком существенные) к устранению этого недостатка. Явно принимая желаемое за действительное, оно издало приказ, разрешавший вербовать преступника в осведомители, только если он «признался во всех преступлениях и выдал свои преступные связи»58. Судя по жалобам кураторов, такое условие вряд ли гарантировало ответственное поведение. В иных случаях, по словам начальников ОБХСС, информаторы с криминальным прошлым часто попадали под влияние тех самых людей, которых должны были разоблачать, и «вновь становились на путь преступлений»59. Возникала сюрреалистическая ситуация: милиции приходилось вербовать новых осведомителей, чтобы следить за уже имеющимися.

МВД выражало озабоченность неспособностью сотрудников ОБХСС «обеспечить конспирацию», то есть не выдать личность осведомителя. Осведомителям грозило многое, в том числе общественный остракизм, потеря работы, даже насилие. Однако руководство приводило многочисленные примеры, когда кураторы компрометировали своих информаторов. Один милиционер вызывал агентов и осведомителей на тайные встречи, посылая им домой или на работу обычные, незашифрованные открытки. Другие встречались с осведомителями (или называли их по имени в разговорах) в таких общественных местах, как парки или рестораны, не давая себе труда скрыть свою принадлежность к органам внутренних дел. В МВД для подобных промахов был особый термин – «расконспирация»60.

В конечном счете забота правоохранительных органов о соблюдении сотрудниками правил конспирации раскрывает их точку зрения на борьбу с такими преступлениями, как взяточничество: это борьба одной конспиративной организации – милиции с ее несовершенными союзниками, осведомителями, – против почти бесконечного множества других – сравнительно небольших, но зачастую неприступных и весьма опасных криминальных группировок. Иногда закрадывается мысль, будто режим боялся, что проигрывает в такой борьбе.

Государство зависело от осведомителей, привлекаемых из рядов населения для сбора информации о посягательствах на государственные интересы, включая злоупотребления государственных же должностных лиц. Как мы видели, эти сложные взаимоотношения создавали определенные проблемы. Конечно, многие осведомители трудились на совесть, и делали это по ряду причин, указанных выше. Однако стоит допустить, что существовали другие варианты, затруднявшие режиму поиск достоверной информации. В данном контексте не мешает обратить внимание на связанную с упомянутой, но почти полностью игнорируемую группу людей – тех, кто ничего не сообщал, кто хранил молчание, кто предпочитал не сигнализировать о правонарушениях.

Несколько факторов могут объяснить, почему осведомители порой утаивали информацию от властей. Как показано выше, одни, возможно, боялись, что из-за некомпетентности милиции будет нарушена защищавшая их от разоблачения «конспирация»61. Другие потенциальные информаторы молчали, полагая, что возможные последствия для них – преследования или потеря работы – перевешивают вероятную выгоду62. В конце концов, осведомительство часто влекло за собой большие риски. Осведомитель, донесший на начальника, продолжал работать на том же предприятии или в том же учреждении, и ему запросто могли отплатить, например, донеся на него самого за какое-нибудь прегрешение. «Если все находятся в сложной зависимости ото всех, никто не станет охотно разоблачать других, боясь, что в конечном счете это ударит по нему самому. Это в особенности относится к коррупционному поведению, когда непричастных наблюдателей нет и единственные свидетели нарушения правил -взяткодатель и взяточник», – замечают Дж. М. Монтиас и С. Роуз-Аккерман63. Как указывает Дж. Берлинер, многие формы нарушений, совершавшихся администрацией предприятий ради выполнения плана, делали сообщниками почти всех работников предприятия64. Выдав руководителя, который при помощи взяток добывал дефицитные материалы, преодолевая (или обходя) бюрократические рогатки, осведомитель, возможно, лишал себя шанса получить свою долю премии предприятию за выполнение плана. Благодаря обычаю подношений многим потенциальным осведомителям могло в результате незаконной деятельности сослуживцев перепадать что-то ценное. Когда один осведомитель ОБХСС донес на директора московского ресторана «Узбекистан», который в 1950 г. вытряс из своего персонала взятками свыше 17 тыс. руб., многие работники ресторана после ареста начальника наверняка пожалели, что оказались под угрозой потерять хорошую работу и привлекли к себе чересчур пристальное внимание милиции65.