Где Ангел не решится сделать шаг - Джеймс Сваллоу

Таблетки были сильнодействующим для обычного человека снотворным.

— Они действительно помогут.

Гервин посмотрел на него с сомнением.

— Я надеялся на краткое беспамятство, — он слабо рассмеялся. — Уже и забыл, что такое сон.

— Я не сплю, — сказал ему Мерос. — Воины Легионес Астартес не нуждаются во сне.

— Ага, — Гервин перекатил таблетки в ладони и вернул их в конверт. — Я не знаю, завидовать или сочувствовать вам из-за этого.

— Поясни.

Летописец попятился, словно Мерос чем-то напугал его.

— Нет, это… это просто из-за того, что я хочу спать, но не могу. Это тяжело. После того, что случилось в каютах, — должно быть, Гервин увидел хмурый взгляд Кровавого Ангела. — Слышали о самоубийствах? И о тех, кто ни с того ни с чего спятил?

Мерос вспомнил безумие, которое мельком увидел в глазах пилота «Грозовой птицы».

— Слышал.

Гервин наклонился поближе, заговорщицки зашептав.

— Вы знаете, сколько их было? Только в одной Башне Лебедя больше дюжины, и их смерть не была легкой. Ужасы, лорд. Кошмары не дают человеку заснуть.

— Было больше восьми?

— Восьми? — глаза Гервина расширились, и он чуть не поперхнулся. — Скорее восьми сотен! Я слышал от скульптора, что на «Чаше» технопровидцы наглотались смазочного масла. Они говорят, что сержант на дозорном эсминце застрелился из собственного лазгана, — он попятился, моргнул и выпрямился. — Я говорю не о ваших братьях. Только об обычных людях… — его бросило в дрожь, и он умолк. — Я должен идти. Прошу прощения за задержку.

Гервин неуклюже поклонился и ушел.

Мерос долго стоял в коридоре лазарета, обдумывая слова летописца. Затем он подошел к нише когитатора в одной из вспомогательных лабораторий и запустил поиск данных.

Механический раб ожил.

— Я существую, чтобы служить, — пропищал он.

Апотекарий произнес в микрофон вокса:

— Некрологи. Сортировать по следующим критериям: указатель времени — от прибытия в скопление Сигнус до настоящего момента; только нелегионеры; нанесенные самому себе травмы, — он подумал, — чрезвычайные обстоятельства. Приступить.

— Соответствие, — произнесла машина. На газовой линзе экрана над когитатором начали появляться окна данных, накладываясь друг на друга.

Их было гораздо больше восьми.

Кано моргнул, стараясь понять то, что сказал ему боевой брат. Стезя псайкера была сложной и постоянно изменчивой, и он в первые годы службы легиону узнал, что его величайшее оружие также ведет к безумию и разрушению. Кано много раз сражался с телепатами-отступниками и мутантами, питаемыми губительным психическим огнем, и видел, как их уничтожала та самая энергия варпа, которую они пытались подчинить.

Видение призрака с окровавленными крыльями, который напал на него в реалистичном сне, не забылось с течением времени. Именно этот образ заставил его искать ответ, сначала из любопытства спустившись на Холст с Меросом и другими, где Кано столкнулся с новыми знаками и безумием. А теперь привел его к Эканусу.

Видение было столь сильным и личным, что, казалось, было вырвано из глубин души Кано. «Из нитей моей души», — подумал он, — «если она существует».

Как мог другой человек увидеть столь яркий сон, который так совпадал в деталях? Кано слушал, как Эканус рассказывает о своем сне, не в состоянии произнести ни слова. Каждая подробность совпадала, каждый миг был точно таким же.

Отличие было только в одной небольшой детали.

— Глаза существа, — произнес Кано, — они тебе знакомы? Как будто их знаешь, но не можешь вспомнить откуда.

Эканус покачал головой.

— Я посмотрел в его глаза. Но они были незнакомы мне. Кем бы ни был этот ангел боли, я благодарен, что он не из моих товарищей.

Они оба замолчали, по ним пробегали желтые мелькающие полосы света, пока лифт продолжал долгий подъем, минуя служебные палубы и складские ярусы.

— Я даже не мог себе представить такого, — признался Кано. — Я пришел попросить твоего совета, а вместо этого нашел общую причину.

Он посмотрел на старого товарища, мозг лихорадочно работал.

— Другие — брат Деон и брат Сальватор. Новенус и остальные… — имена других библиариев — эпистоляриев, кодициев и лексиканиев — всплыли в его разуме. Он задумался, где они находились и какие вопросы себе задавали.

— Что если они тоже это видели?

— А что мы видели? — мрачно спросил Эканус. — Я не знаю. Когда вспоминаю этот сон, мое сердце сжимается, кожа стынет, я чувствую запах дыма, крови и разложения, — он поморщился. — А теперь ты говоришь, что видел то же самое. Я больше не могу закрывать глаза, словно это какой-то плод моего воображения.

Платформа продолжала подниматься. Кано посмотрел на пол, с недоверием ожидая, что тот провалится, и он упадет вниз.

— Если ты и я видели красного ангела, и другие тоже…

— Что? — Голос Экануса стал жестким. — Следует нам рискнуть и тайно разыскать всех бывших псайкеров на флоте, опросить и собрать… А потом что?

— Мы пойдем к Ангелу. Он выслушает нас. У него тоже дар.

Эканус покачал головой.

— Нам никогда не позволят увидеть его! Азкаэллон и Берус знают все, что происходит внутри легиона. Как ты думаешь, что им придет на ум, когда узнают об этом намерении?

— Они подумают о проступке, подобном неподчинению Тысячи Сынов, — голос словно исходил отовсюду, грубый и отрывистый.

Кано резко повернулся, рука скользнула под одежду за боевым ножом.

— Кто говорит? — выкрикнул он, слова отразились от контейнеров. — Покажись!

— Это я и собирался сделать, — из теней вышла фигура, как и у обоих космодесантников, ее лицо было скрыто под капюшоном. В отличие от их темно-коричневой одежды, облачение новоприбывшего было серым. Огни проносящейся мимо палубы осветили платформу лифта. Кровавые Ангелы увидели грубое лицо с белой бородой и длинными волосами, заплетенными в косы, которые украшали каменные бусины и металлические кольца.

Шея легионера была покрыта руническими татуировками, и Кано увидел под одеждой ремешки из кожи и меди, к которым были привязаны вырезанные из дерева и кости предметы, которые гремели при ходьбе.

— Сын Русса, — догадался Эканус, — рунический жрец.

Кано прищурился и ослабил хватку на клинке.

— Ты Штиль, брат Красного Ножа.

— Да, — ответил Космический Волк. Он остановился и слегка поклонился. — Прошу прощения. Я не хотел потревожить вас.

Кано скривил губы.

— Когда ты прибыл, ты не говорил на высоком готике. Оказывается, можешь?