Изгнанница. Поединок чести - Рикарда Джордан

Мириам отклонила предложение Соломона пойти вместе к Женевьеве. Сперва она хотела сама узнать, что произошло. Она обнаружила девушку на постели свернувшейся калачиком, как и описывали девушки, а недалеко на полу лежал отброшенный кошель. У Мириам перехватило дыхание, когда она увидела высыпавшиеся из него золотые монеты. Гонец передал девушке небольшое состояние.

— Женевьева, что случилось? И что это за гонец? Вы не можете швыряться деньгами!

— Я их не хочу! Это грязные деньги, это результат разврата, это… — Женевьева сдавленно всхлипнула — она спрятала голову между подушками.

— В первую очередь это деньги, — постаралась успокоить ее Мириам. — И ими нельзя так легкомысленно пренебрегать. Но сейчас все мне расскажите. Это ваши деньги? Кто велел их принести вам?

— Они грязные, они… О, сударыня, граф уехал! Все пропало, они сожгут нас, они убьют всех… Я… я не сумела ничего сделать!

Мириам нахмурилась. Как Женевьева могла предотвратить побег графа?

— Я грешна, я проклята… И все это было напрасно. Как он… мог так поступить?

Девушка повернула к Мириам залитое слезами лицо и протянула ей разорванный, скомканный лист пергамента. Женевьева никак не отреагировала, когда Мириам осторожно взяла его.

— Я могу прочесть? — спросила Мириам, прежде чем развернуть пергамент.

Женевьева сердито кивнула.

— Прочтите, тогда вы поймете… тогда вы поймете, что я наделала… Я проклята… но он также проклят! Господь ни за что не простит ему этого!

Мириам едва сдержала себя, чтобы не закатить глаза. Женевьева всегда втолковывала, что крещение очищает от всех грехов. Но когда она начала читать, ее охватила дикая ярость.

«Моя возлюбленная Женевьева,

я должен уехать, но я никогда не забуду эту ночь. Ты ответ на молитвы любого мужчины, будь они вознесены Господу или Венере. Разумеется, свое обещание я сдержу. Твое божественное тело не должно быть предано огню! Прими эти деньги, здесь достаточно для того, чтобы ты могла бежать с семьей. Говорят, альбигойцы живут в Италии — прекрасная страна, ты ее полюбишь так, как я всегда буду любить тебя.

Твой Раймунд».

— Женевьева, этого не может быть! Вы… вы были его любовницей?

Мириам не могла в это поверить. Она бы это знала! Но затем она бросила взгляд на распухшее, залитое слезами лицо Женевьевы и тут же осознала правду.

— О Бож… Ради Аллаха, Женевьева! Вы узнали о том, что он собрался сбежать, и отдались ему. Но как вы могли подумать, что он изменит свои планы ради вас? Станет рисковать ради вас своей жизнью, своими владениями?

Женевьева избегала взгляда Мириам.

— Разве так не должно быть? — сердито спросила она. — Разве они не проповедуют это при своих «дворах любви»?

— Разумеется, так должно быть. Но, дитя мое, у него уже шестая жена! И, возможно, он уже сбился со счета, сколько у него было возлюбленных! Почему же он должен беспрекословно подчиняться вам?

— Он производил такое впечатление, — прошептала Женевьева.

Мириам вздохнула.

— Да, я не сомневаюсь, что он был весьма убедительным… Было ли это по крайней мере… гм… приятно?

— Это было отвра… — Женевьева запнулась, чтобы не добавлять к перечню грехов еще одну ложь. — Это было грешно и развратно!

— Значит, все могло быть и хуже, — с усмешкой сказала Мириам. — У вас ничего не болит?

Женевьева покачала головой.

— Немного кровоточило, но, говорят, это нормально, — сказала она.

Мириам кивнула.

— Но что же мне теперь делать? — в отчаянии воскликнула Женевьева. — Что… Как… Как мне искупить этот грех, я…

Нежно проведя рукой по волосам девушки, Мириам сказала:

— Сейчас вы смените рубашку, а затем мы посмотрим, протоплена ли баня. Если нет, мы отправимся в одну из городских бань. Никаких отговорок, вам следует помыться. Да и денег достаточно. — Она указала на бархатный кошель.

— Жалованье потаскухи! — презрительно бросила Женевьева.

Мириам положила кошель на один из сундуков рядом с Евангелием от Иоанна.

— Дитя мое, я не хочу вставать на защиту графа, он не имел права принимать жертву, которую вы ему преподнесли. Но относительно денег — ведь он желал вам добра. Он не понимает, что вы сделали это ради своих единоверцев.

— Но он всегда сражался за нас!

Мириам насмешливо заметила, что теперь Женевьева защищает графа. Затем она покачала головой:

— Малышка, он сражался за Окситанию. За независимость от французского короля. Тот ведь только и ждет, когда завершится крестовый поход, чтобы присоединить эти земли. Речь никогда не шла об альбигойцах. Лишь о праве графа быть терпимым.

— Разве это не одно и то же? — спросила обескураженная Женевьева.

Мириам обняла ее.

— Вы помните, как начался крестовый поход? Тогда в последний момент граф хотел перебежать на другую сторону. Он уже делал так много раз. Этот мужчина обладает неудержимым темпераментом, быстро принимает решения, так же быстро впадает в бешенство. Он прекрасный воин, прекрасный любовник, — но он ненадежен. За последние годы мои звезды удержали его от многих глупостей, однако же этот болван из Арагона смог в решительный момент навязать графу свою волю. Ему просто не повезло, малышка, он мог бы победить Монфора. Но сейчас… побег в Англию является для него единственным шансом.

— А для нас? — прошептала Женевьева. — Что делать нам? Ждать, пока Монфор не поубивает нас всех?

— Однако же у нас нет другого выбора, — заметил Соломон из Кронаха.

Мириам удалось созвать своего рода совещание в покоях хозяина крепости. Хоть Пьер де Монтальбан и относился весьма скептически к мавританке, но, с другой стороны, ее советы не причиняли вреда альбигойцам, и сейчас она была одной из тех немногих обитателей крепости, кто не совсем потерял голову. Двое его людей уже поспешно окрестились и теперь приняли решение заморить себя голодом, поскольку не могли жить как Совершенные после своего прежнего грешного существования. Позднее крещение лишь делало их смерть достойной. А они выбрали еще более медленную и мучительную смерть, чем в огне. При этом воинов Монфора еще не было ни слышно, ни видно. Пока они оставались в Тулузе.

Вокруг Пьера де Монтальбана собрались Абу Хамед, супруг мавританки, лекарь Жером де Париж, сын Пьера Фламберт и Женевьева, его дочь. Последняя была бледной и измученной. Она снова оделась в черное, требования графини сменить гардероб теперь совсем потеряли силу.

— Едва ли нам удастся сбежать отсюда, — продолжал лекарь. — Так или иначе, альбигойцы этого сделать не могут. Лучший вариант — побег в Италию, и Монфор этого, возможно, только и ждет. На его месте я бы стерег границы.