Руки Геракла - Фред Томас Саберхаген

– Ты гигант?

Голос снова загудел с прежней силой:

– ЗАМОК, ЧТО ЗАМКОМ СОМНЕНИЯ ЗОВЕТСЯ, – грохотал он, – И ВЛАСТЕЛИН ЕГО – ОТЧАЯНЬЕ БЕЗ КРАЯ.

– Я не понимаю тебя!

– ГОСПОДЕНЬ МИР ПРЕВЫШЕ ПОНИМАНЬЯ.

Мое понимание эти слова превосходили точно. Я стоял молча, стараясь собраться с мыслями. Если это – эта штука – было все, что я мог увидеть у Атласа, то он ничем не походил на Антея.

Наконец я сказал:

– Значит, ты не гигант. И уж точно не человек. И не бог. Не похож ни на одного, кого я видел или кого мне описывали.

– И СТАНЕТЕ ВЫ КАК БОГИ, ЗНАЮЩИЕ ДОБРО И ЗЛО.

– Я не понимаю тебя. Я пытаюсь понять, врут или не врут легенды о тебе. Они говорят, что ты держишь столбы, которые подпирают звезды.

– И В ЧАС, КАК ЗВЕЗДЫ БРОСЯТ СВОИ КОПЬЯ И ОРОСЯТ СЛЕЗАМИ НЕБЕСА, ПОСМОТРИТ ЛИ ОН НА СВОЕ ТВОРЕНИЕ С УЛЫБКОЮ В ГЛАЗАХ?

– Это риторический вопрос. Да, да, очень хорошо. Можешь ли ты показать мне или рассказать о том, что держит звезды на месте?

Наконец мне удалось задать вопрос, который вызвал что-то вроде настоящего ответа. Но тут случилось нечто настолько выходящее за пределы моего понимания, что я до сих пор затрудняюсь это описать. Каким-то образом Атлас вызвал предо мной прямо на вершине «пня» видение, вроде картины.

Образы на этой картине были яркими и четкими и двигались совсем как живые.

Я пожалел, что Аполлон не видит этого, и еще сильнее – что его не видит Дедал.

Замечательные сцены сменяли друг друга, и голос говорил мне что-то на моем языке. У меня нет ни места, ни желания записывать все, что рассказал мне в тот день Атлас. Но среди прочего я узнал, что каждая звезда в небе – на самом деле иное солнце, и что многие из них куда больше и ярче, чем наше животворное светило, которые поэты зовут Оком Аполлона.

Голос рассказывал также о немыслимых временах и расстояниях.

И я начал понимать, что в символическом смысле легенды об Атласе верны. Когда потом мне снова довелось поговорить с Дедалом, я получил подтверждение – Атлас и вправду поддерживает свод небесный, блюдет порядок во Вселенной тем, что хранит множество сведений о мире, которые иначе были бы окончательно забыты.

Когда я спросил Атласа, откуда взялись гиганты, он сказал мне, что они возникли из земли.

Я начал понимать. Воображение мое утихомирилось, с радостью освободившись от попыток представить себе огромные колонны, посредством коих вес свода небесного ложится на плечи некоего гиганта.

Я продолжал расспрашивать Атласа о мире, и он показал мне ряд изображений людей. А еще он что-то говорил мне о каких-то механизмах Олимпа, которые усердно записывают такие сведения об определенных людях в виде образов, которые потом появляются в Аиде.

Но я больше не прислушивался, поскольку мое воображение было захвачено одной фразой. Механизмы Олимпа. Эти слова, если они что-то и значили, свидетельствовали о том, что Олимп еще где-то существует.

А пока странное существо, обитавшее в пне или вышедшее из него, продолжало рассказывать мне о призрачных существах, которые создавали передо мной эти сцены, следуя какому-то великому плану, который и люди, и олимпийцы уже давно забыли.

Там было больше, гораздо больше, чем я могу попытаться сейчас изложить, больше, чем я даже могу вспомнить. Когда, наконец, зрелище окончилось, я погрузился в грезы и раздумья.

Аполлону пришлось дважды окликнуть меня. Я огляделся и увидел его в колеснице, запряженной парой чудесных белоснежных коней. А чудесное видение, которым так ошарашил и просветил меня Атлас, угасло, и день клонился к вечеру.

Мне показалось, что Далекоразящий как-то странно смотрит на меня. Он сказал:

– Любопытство терзает меня, Геракл. Что творится?

Я показал на центральный столб.

– Атлас, возможно, сможет все объяснить лучше меня.

– Это… это Атлас? – Но бог не стал ждать ответа на этот вопрос. Вместо этого он немедленно повернулся лицом к высокому столбу и сказал:

– Скажи мне, оракул, где находится потерянный Олимп?

На сей раз ответ пришел в виде, доступном лишь чувствам богов, поскольку я ничего не видел и не слышал. Но Аполлон что-то понял, поскольку схватил меня за руку, затащил в колесницу, и мгновением позже мы уже летели назад со всей скоростью.

Мне показалось, что наш поспешный отъезд – ошибка, и теперь, глядя в прошлое, я уверен в этом. Мы с богом могли бы куда больше узнать от Атласа, не торопись так Аполлон вернуться к Олимпу и не желай я так горячо оказаться в этот миг рядом с ним.

Не могу сказать, как далеко и долго мы летели, поскольку полет наш был чрезвычайно скор, а небо почти все время было затянуто облаками. Когда мы с Аполлоном наконец добрались до места, где прежде был Олимп, мы увидели, что сейчас гора покинута и стоит почти голая.

Мы остановились неподалеку от вершины, сошли с колесницы и начали подниматься. Мы почти забыли об опасности попасться на глаза гигантам. У меня от высоты заложило уши.

Воздух был настолько разрежен и холоден, что мне порой было трудно дышать.

– Это было тут? Да, думаю… но я не могу быть уверен. – Остановившись на миг, Аполлон прижал кулаки к вискам.

К нему начали возвращаться воспоминания. Он пытался передать их мне, иногда совершенно не по-божественному запинаясь, и мне кажется, что он ощущал чувство великой потери. Некогда гора эта была истинным раем земным, но теперь здесь была лишь пыль да перекати-поле.

По мере приближения к вершине Далекоразящий начал рассказывать мне далеким, мечтательным голосом еще об одной горе, которую он посетил несколько лет назад, в прежнем своем воплощении. Там ему на мгновение показалось, что он отыскал Олимп.

– Между ними есть сходство в том, что оба этих места пробуждают воспоминания, и мне тогда показалось, что я действительно вернулся.

Я что-то пробормотал в ответ.

Он продолжал:

– Каким-то образом, когда внезапный порыв ветра обрушил груду старых костей, это место напомнило мне о здешних краях. О том времени, когда я, Аполлон, в последний раз увидел Олимп. Это было задолго до того, как родился Джереми Редторн. Как же давно это было…

Я почти не обращал внимания на старческие сетования, исходившие из уст безбородого юноши. Я пытался найти еще какие-нибудь чудеса на этой пыльной, выглаженной ветрами вершине. Увы, мои попытки были обречены на неудачу.

Повсюду были признаки того, что Олимп некогда был захвачен и, возможно, на долгое время занят гигантами и безжалостно разорен – тут и там валялись осколки стекла и черепицы, обрывки того, что некогда было тонкими тканями. Аполлон сказал мне, что долгие годы боги и богини боялись показываться здесь. А потом, что еще хуже, почти все они были полностью забыты.