Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус

Они поехали по извилистой, окаймленной низкими фонарями дороге, ведущей через парк с роскошными старыми деревьями, самшитовыми изгородями и по-зимнему голыми цветочными клумбами. За очередным поворотом из туманных сумерек раннего осеннего вечера выступил дом, большая старинная вилла в фахверковом стиле, с эркерами, башнями, остроконечными фронтонами и приветливо горящими окнами. Пия въехала во внутренний двор и остановилась прямо перед лестницей. Из-под козырька крыльца, опиравшегося на мощные деревянные столбы, им ухмылялся целый ансамбль тыкв-чудовищ, вырезанных для Хеллоуина. Пия нажала на кнопку звонка, и за дверью грянул многоголосый собачий оркестр. Сквозь старомодные матовые стекла она видела размытые силуэты целой своры собак, которые с лаем бросались на дверь. Выше всех прыгал и особенно страстно заливался длинноногий джек-рассел-терьер.

Холодный ветер заносил под козырек мелкий дождь, капли которого постепенно превращались в колючие маленькие снежинки. Пия позвонила еще раз, и собачий лай резко перешел в оглушительное крещендо.

— Выйдет наконец кто-нибудь или нет? — сердито проворчала Пия и подняла воротник куртки.

— Рано или поздно кто-нибудь откроет, — откликнулся Боденштайн, с невозмутимым видом облокотившийся о деревянные перила.

Пия бросила на него сердитый взгляд. Его олимпийское терпение иногда бесило ее. Наконец послышались шаги, собаки умолкли и исчезли, как по мановению волшебной палочки. Дверь отворилась, на пороге показалась по-девичьи изящная блондинка в жилетке с меховой опушкой, свитере с высоким воротником, юбке до колен и модных сапогах на высоком каблуке. На первый взгляд ей можно было дать лет двадцать пять. У нее было гладкое, вневозрастное лицо и большие голубые, как у куклы, глаза. Она с вежливым любопытством посмотрела сначала на Пию, потом на Боденштайна.

— Фрау Терлинден? — Пия порылась в карманах жилетки-пуховика и джинсовой куртки в поисках своего служебного удостоверения. — Моя фамилия Кирххоф, а это мой коллега Боденштайн. Уголовная полиция, Хофхайм. Ваш муж дома?

— К сожалению, нет. — Женщина с приветливой улыбкой протянула им руку, которая выдала ее истинный возраст. Ей было хорошо за пятьдесят. Молодежный аутфит сразу показался маскарадом. — Чем могу быть полезна?

Она явно не собиралась приглашать их в дом. Но через открытую дверь Пия успела бросить взгляд внутрь и увидела широкую парадную лестницу, устланную темно-красным ковром, просторный холл, мощенный черными и белыми мраморными плитами в шахматном порядке, и мрачные картины маслом на шафрановых стенах.

— Вы, конечно, уже слышали, что пропала дочь ваших соседей. Вчера служебные собаки несколько раз находили ее следы вблизи вашего дома, и нам хотелось бы услышать ваши комментарии по этому поводу.

— Это неудивительно: Амели часто бывала у нас, — ответила фрау Терлинден и перевела взгляд от Пии к Боденштайну и обратно. Ее голос напоминал птичий щебет. — Она дружит с нашим сыном Тисом.

Едва заметным, как бы неосознанным движением она коснулась своей безупречной стрижки под пажа и опять бросила короткий и чуть растерянный взгляд на Боденштайна, который молчал и держался на втором плане. Белый пластырь у него на лбу ярко выделялся в сумрачном свете.

— Дружит? Вы хотите сказать, что Амели — подружка вашего сына?

— Нет-нет, я не это имела в виду. Просто они хорошо понимают друг друга, — сдержанно ответила фрау Терлинден. — Амели — очень общительная девушка, и она не дает ему понять, что он… не такой, как все.

Хотя разговор она вела с Пией, взгляд ее то и дело устремлялся на Боденштайна, словно она ждала от него поддержки. Пия хорошо знала этот тип женщин, эту профессионально составленную и вошедшую в плоть и кровь смесь женской беспомощности и кокетства, которая почти в каждом мужчине пробуждает инстинкт защитника. Органично сочетаются эти два свойства лишь у очень немногих женщин, большинство просто открывают их для себя с возрастом и берут на вооружение как эффективное средство воздействия.

— Мы хотели бы поговорить с вашим сыном, — сказала Пия.

— К сожалению, это невозможно. — Кристина Терлинден коснулась мехового воротника жилетки, опять провела рукой по своей белокурой «шляпке». — Тис очень плохо себя чувствует. Вчера у него был рецидив, нам пришлось вызвать доктора.

— Что за рецидив? — не унималась Пия.

Если эта мадам думает, что полиция удовлетворится какими-то намеками и недомолвками, то она ошибается!

Вопрос Пии, судя по всему, был фрау Терлинден неприятен.

— Видите ли… у Тиса очень неустойчивая психика. Даже самые незначительные изменения в его окружении могут совершенно выбить его из равновесия.

Ее слова прозвучали так, как будто она выучила их наизусть. Отсутствие какого бы то ни было личного отношения к произносимым словам было в ней поразительным. Ее, похоже, мало интересовал и факт пропажи соседской дочери. Она даже из вежливости не попыталась что-нибудь спросить или сказать об этом событии. Это было странно. Пия вспомнила о гипотетических заявлениях женщин в деревенском магазине, которые считали вполне возможным, что Тис, шатающийся по ночам, «как привидение», мог что-то сделать с девушкой.

— А чем ваш сын занимается целый день? — продолжала Пия. — Он где-нибудь работает?

— Нет. Чужие люди — это непосильная нагрузка для его нервной системы. Он занимается нашим садом и садами кое-кого из соседей. Он очень хороший садовник.

Пии невольно вспомнилась старая песня Рейнхарда Мея,[21]которую тот написал в качестве пародии на фильмы, снятые по книгам Эдгара Уоллеса[22]в шестидесятые годы. «Убийца — всегда садовник»… Может, все очень просто? Может, Терлиндены знают больше, чем говорят, и прячут своего душевнобольного сына, чтобы уберечь его от изоляции?

* * *

Дождь окончательно перешел в снег. Асфальт покрылся тонким белым налетом, и Пии стоило немалых усилий остановить тяжелый «БМВ» на летней резине перед воротами фирмы «Терлинден».

— Тебе бы не мешало уже наконец перейти на зимнюю резину, — сказала она шефу. — Золотое правило: с октября до Пасхи.

— Что? — рассеянно спросил Боденштайн, медленно возвращаясь из каких-то своих невеселых грез.

Зазвонил его мобильный телефон.

— Да, фрау доктор Энгель, — сказал он в трубку, взглянув на дисплей.

— С октября до Пасхи… — пробормотала Пия и, опустив стекло, показала вахтеру удостоверение. — Господин Терлинден ждет нас.

Это было не совсем так, но вахтер кивнул, поспешил в свою теплую будку и поднял шлагбаум. Пия осторожно дала газу, чтобы машину не занесло, и поехала через пустые парковки к стеклянному фасаду главного корпуса. Прямо перед входом стоял черный «мерседес» класса S. Пия припарковалась за ним и вышла из машины. Сколько же Оливер еще будет болтать с Энгель? У нее уже ноги превратились в ледышки. За те несколько минут, что они ехали через Альтенхайн, салон не успел прогреться. Снег валил все гуще. А ей потом еще надо будет как-то доехать до Хофхайма и не улететь в кювет! Взгляд ее упал на уродливую вмятину на заднем крыле «мерседеса». Она всмотрелась в нее внимательней. Повреждение было довольно свежим — на нем еще не успела образоваться ржавчина.