Секрет Коко - Ниам Грин

— Латте? — без особой надежды спрашиваю я, понимая, в какое старомодное заведение попала.

— Без проблем, — кивает она. — С обезжиренным молоком?

— Да, если можно, — прошу я.

Она поворачивается в сторону подсобки и зовет:

— Тед!

Из комнаты показывается мужчина:

— Что, Пег?

— Эта милая девушка хочет обезжиренный латте, — говорит она.

— Уже делаю! — подмигивая, ухмыляется мне он.

— Спасибо огромное, — отвечаю я, усмехаясь в ответ. Очень уж заразительна его улыбка во весь рот.

Когда он исчезает, в магазине воцаряется тишина: продавщица внимательно рассматривает меня, улыбаясь не менее лучезарно, чем ее напарник.

— Простите, что так долго. У нас есть кофеварка, мы просто держим ее в подсобке. И представляете — сломалась. Десять лет служила верой и правдой и вдруг перестала работать. В наше время вещи делают уже не такие, как раньше.

— Полностью с вами согласна, — киваю я.

— А у вас тоже что-то сломалось? — спрашивает она, опираясь локтями на прилавок, будто настроившись на долгий разговор.

— Нет, ничего не ломалось. Просто я работаю со старинными вещами. Предметы старины — мой хлеб, — рассказываю я, не успев даже подумать о том, почему вообще должна объяснять что-либо этой женщине. Ведь я сюда не друзей заводить приехала.

— Старинные вещи! Слышал, Тед? — кричит она, и мужчина снова выходит к нам с дымящимся пластмассовым стаканчиком в руке.

— Что случилось? — дружелюбно спрашивает он, отдавая мне кофе.

— Эта девушка работает в антикварной лавке!

— Даже не верится! — восклицает он, и она заливается смехом, явно предвидев такую его восторженную реакцию. — Обожаю все старинное!

— Когда по телевизору это шоу об антиквариате показывают, его просто за уши не оттащишь, — поясняет она мне. — Ни на что не реагирует, когда на экране Фиона Брюс[18].

— Обожаю эту передачу, что поделать, — признает Тед. — Затягивает похлеще наркотиков.

— Тед, покажи ей часы, скорее, — предлагает Пег.

Он вдруг смущается.

— Да ладно, Пег, не стоит, — краснеет он. — Зачем это…

— Давай же, не скромничай, — уговаривает она его и снова обращается ко мне: — Простите, вы же не против? И я даже не спросила, как вас зовут, как невоспитанно с моей стороны. Совсем забывчивой стала…

— Меня зовут Коко, — теперь пришел мой черед смущаться.

— Коко! — восхищается она. — До чего же романтичное имя! Это же в честь Коко Шанель, да?

— Да, — с улыбкой отвечаю я ей. Она такая энергичная и вся просто лучится хорошим настроением, как и ее напарник.

— Мне так понравился последний фильм о ней — а вы смотрели? — Она болтает без умолку, не давая мне и слова вставить. — Какая независимая женщина!

— Да, очень независимая, — соглашаюсь я.

— А хотите, признаюсь? Глупо, конечно, но я всегда хотела заполучить себе одну из ее сумочек. Они такие стильные, эти сумочки от «Шанель».

— Надо же, Пег, а я и не знал, — удивленно смотрит на нее Тед.

— Ты обо мне еще многого не знаешь, — отвечает женщина, заговорщицки мне подмигивая. — Итак, Коко, ваш выход!

— Мой? — Я не успеваю следить за ходом ее мыслей, события развиваются слишком стремительно.

— Да-да, именно ваш! У Теда есть часы, которые поколениями передавались в его семье от отца к сыну. Я все советую ему узнать, сколько же они стоят. Но разве он меня послушается…

— Я просто думаю, что они и гроша ломаного не стоят, — отмахивается от нее Тед.

— А я вот находила в интернете почти такие же, Коко, — настаивает Пег. — И они стоили не одну тысячу.

— Почти, но не такие же, — возражает он.

— Почти одинаковые, разница едва заметна, — продолжает спорить она. — Даже Мегги со мной согласна.

— Мегги? — спрашиваю я. Кто же такая эта Мегги — может быть, их дочь?

— Мегги — наша подруга, — объясняет Тед. — Чудесная девушка — замужем за Эдвардом, который работает в прокате, что чуть дальше по дороге.

— Она в таких вещах немного разбирается — работала раньше в сфере недвижимости, еще до того, как занялась искусством, — рассказывает Пег.

— И воспитанием девочек, разумеется, — перебивает ее Тед. — Дочек Эдварда, хотя, конечно, они теперь и ей как родные. Она — отличная мама!

— Да, она их очень любит, а они ее и вовсе боготворят. Хотя сначала все было совсем иначе, — вспоминает Пег.

— Она им не понравилась, — грустно вздыхает Тед.

— Но все хорошо, что хорошо кончается, — подытоживает продавщица.

— Понятно, — отвечаю я, хотя ни черта мне, на самом деле, не понятно, я успела запутаться во всех этих перипетиях. Понятия не имею, кто эти люди, о которых мне рассказывают.

— Так вот, Мегги считает, что часы могу стоить кругленькую сумму — хотя не думаю, что Тед станет их продавать, да, Тед?

Тот оскорблено качает головой, ему неприятна сама мысль о продаже семейной реликвии.

— Но вы все равно хотите знать, сколько они стоят? — спрашиваю я. Такое часто бывает, многие так сомневаются. Расставаться с драгоценным имуществом не хотят, но ценой все же интересуются.

— Хотим. — Пег вдруг начинает ерзать на месте, будто чувствуя себя неловко. — Видите ли, я поспорила с Джимми. Он думает, что часы никуда не годятся, а я считаю иначе.

— А Джимми — это…

— Местный охранник. Тоже в этом немного разбирается, — объясняет Тед.

— Это ему так кажется, — бормочет Пег, и они понимающе переглядываются.

— Что ж, с радостью взгляну на ваши часы, — предлагаю свои услуги я. — Это не моя специальность, конечно, но сказать что-нибудь определенно смогу.

— А на чем же вы специализируетесь? — любопытствует Пег. — Стойте, дайте я угадаю… Керамика восемнадцатого века?

— О нет.

— Голландская мебель? — предполагает Тед. — Столовое серебро?

— Нет, если честно, то вы слишком конкретизируете.

— У вас, должно быть, более широкая специализация? — понимающе кивает мне Тед.

— Да, можно и так сказать. Так что, вы покажете мне свои часы?

Тед качает головой.

— Нет, спасибо, Коко, — отказывается он. — Я ими очень дорожу. Пег знает, как я к ним отношусь — не стоило даже о них рассказывать.

— Но, Тед, — разочарованно вздыхает Пег. — Это такая чудесная возможность узнать, сколько же они стоят на самом деле!

— Простите, не думаю, что я смогла бы назвать вам точную сумму, скорее, всего лишь прикинула бы в общих чертах, — говорю я. Но они меня больше не слушают.