Дочь тумана и костей - Лэйни Тейлор

— Я справлюсь, — ответила она.

Впереди Мик и Сусанну погрузились в глубокий поцелуй, и Кару резко остановилась, растерявшись от их демонстрацией чувств. Она повернулась к перилам моста и стала смотреть на реку.

— Для тебя, наверное, странно ничего не делать весь день.

Акива кивнул. Он тоже смотрел куда-то, оперевшись на перила, соприкоснувшись одной рукой с локтем Кару и она поняла, что он делает это умышленно.

— Я все еще стараюсь представить, что мой народ жил также, но не могу.

— А как они живут теперь? — спросила она.

— Их жизнь — война. Если они не сражаются, то готовятся к этому. Они живут в страхе, всегда. Нет никого, кто не потерял бы близкого.

— А химеры? Как живут они?

Он заколебался.

— Там нет хорошей жизни ни для кого. Это небезопасное место. — Он положил ладонь на ее руку. — Кару, твоя жизнь здесь, в этом мире. Если ты не безразлична Бримстоуну, он бы не захотел, чтобы ты попала в наш разрушенный мир. Тебе следует остаться.

Его следующие слова были шепотом. Она едва их услышала, и не была полностью уверена, что правильно поняла. Он сказал,

— Я бы мог остаться здесь, с тобой.

Он сжал ее руку крепко, но осторожно. И его прикосновение было таким теплым. Кару позволила себе на мгновенье представить, что она может иметь предложенное — жизнь с ним. Все, чего она всегда так хотела, было перед ней: уверенность, узы, любовь.

Любовь.

Когда это слово пришло на ум, оно не было раздражающим или нелепым, как тогда, когда звучало с уст Сусанны в чайной. Оно манило надеждой. Кару не думала. Она положила вторую ладонь на руку Акивы.

И тут же почувствовала, как та начала пульсировать.

Она резко отшатнулась назад. Ее хамсазы. Она приложила их прямо к его открытой коже. Ее ладонь горела, Акиву отбросило на шаг назад. Он стоял, прижав к себе обожженную магией руку, его била дрожь. Он сильно сжал челюсти, чтобы стерпеть боль.

Боль. Снова.

— Я даже не могу к тебе прикоснуться, — сказала Кару. — Чтобы Бримстоун не хотел для меня, это не ты, иначе он бы не наградил меня этим.

Ее собственные руки, сейчас плотно прижатые к груди, были злом для нее в этот момент. Она потянулась за воротник, и поймала свою косточку, взяла в руки и крепко сжала, чтобы успокоиться.

Акива сказал:

— Ты не обязана желать того же, чего хотел бы он.

— Я знаю. Но мне необходимо знать, что происходит там. Просто необходимо. — Произнесла она срывающимся голосом. Ей так хотелось, чтоб он понял.

И он понял. Она увидела это в его глазах. А еще беспомощность и страдание, которое замечала раньше, с тех пор как он появился в ее жизни прошлой ночью. Всего одну ночь назад. Даже не верилось, что прошло так мало времени.

— Ты не обязан идти со мной.

— Нет, обязан. Кару… — нежно прошептал он. — Кару…

Он снял шляпку с ее головы, высвободив синюю волну волос, а потом завел одну непослушную прядь ей за ухо. Он взял ее лицо в ладони, и в груди Кару расцвело. Она стояла тихонько, не шевелясь, и эта внешняя неподвижность была полной противоположностью тому, что творилось у нее внутри. Еще никто в жизни не смотрел на нее так, как это делал сейчас он. Его глаза были широко распахнуты и казалось, она может утонуть в них, как солнечный свет утопает в море.

Одна его рука скользнула ей на затылок, запутываясь в волосах и пробуждая трепет желания в теле. Она почувствовала, что сдается, тает и тянется на встречу к нему. Одной ногой она скользнула вперед, прижавшись к его коленке, и остававшееся между ними пространство сошло на нет.

Собирается ли он поцеловать ее?

Боже мой, а как у неё с дыханием?! От неё ничем не несет?

Да по боку. У него скорее всего свежесть дыхания ничем не лучше её.

Хочет ли она, чтобы он поцеловал ее?

Его лицо было так близко что она могла видеть свое собственное лицо, отражавшееся в глубоком черном озере его зрачков. Он вглядывался в ее глаза так, как будто не было никаких других миров без нее, гадая и исследуя.

Да, она хотела чтобы он поцеловал ее, да.

Его рука сползла вниз по ее горлу, чтобы найти ее руку, которая все еще держала косточку на шнурке.

Острия косточки выпирали из паутины ее пальцев. Наткнувшись на них, Акива остановился и посмотрел вниз. Его взгляд застыл. Забыв, как дышать, он открыл ладонь Кару, не обращая внимания на хамсазы.

Увидев птичью косточку, бледное воспоминание о другой жизни, он вскрикнул. И в этом звуке было удивление и… Что-то глубоко и болезненно врезалось в него, как гвозди въедаются в древесину.

Кару испуганно подпрыгнула:

— Что?

— Откуда это у тебя? — Он стал мертвецки бледным.

— Это… от Бримстоуна. Он послал ее мне, когда сгорели порталы.

— Бримстоун, — повторил он. И его лицо ожило от ярости и понимания. — Бримстоун, — опять произнес он.

— В чем дело? Акива…

Его последующий поступок заставил ее замолчать. Он пал на колени. Шнурок на ее шее лопнул и косточка осталась в его руке, и Кару тут же почувствовала утрату. А Акива прильнул к ней, прижав лицо к ее ногам.

Она стояла ошеломленная, чувствуя сквозь джинсы его жар, глядя вниз на его могучие плечи, на крылья Акивы, больше не скрытые гламуром.

На мосту начали раздаваться удивленные и взволнованные возгласы. Мик и Сусанна разомкнули объятия и обернулись, чтобы посмотреть, в чем дело.

А Кару лишь отдаленно воспринимала происходящее вокруг них. Она увидела, что плечи Акивы вздрагивают. Ее руки трепетали, желая прикоснуться к нему и опасаясь принести боль. Проклиная свои хамсазы, она склонилась и погладила его волосы тыльной стороной ладони.

— Что случилось? — Спросила она. — Что такое?

Он выпрямился и, не поднимаясь с коленей, посмотрел на нее. Он не отпускал ее ноги, и Кару чувствовала, как дрожат его руки, как прижимается к ее коленке птичья косточка, зажатая в его ладони. Его крылья раскрылись и сомкнулись вокруг них, огненным кольцом изолируя их от окружающего мира.

Он всматривался в ее лицо, и, как подумала Кару, выглядел ошеломленным и ужасно печальным.

А потом сказал ей:

— Кару, я знаю кто ты.

— Я знаю, кто ты такая.

Глядя в лицо Кару, Акива увидел, какой эффект возымели его слова. Ее черные глаза наполнились слезами, надежда в них боролась со страхом надеяться. И лишь заметив отблески огня в ее глазах Акива осознал, что отпустил гламур. Подобная беспечность могла оказаться губительной, но сейчас ему было все равно.