Саботажник - Клайв Касслер

— Бросил пить, — добавил другой.

— Вот потому и убежал, — сказал кучер со смехом.

— Дамы в церкви заполучили новую жертву. Бедняга Джим. Опасно выходить на улицы, когда идет собрание Женского христианского союза трезвости.

И конюхи, кучера и механики затянули песню, которой Джеймс никогда не слышал, а они, по-видимому, все знали:

Вот трезвый ужин,

Вода в стаканах,

Кофе и чай на закуску,

Но это без меня.

Джеймс достал еще один рисунок.

— Узнаете этого человека?

И получил множество отрицаний. Он готов был к одному или двум упоминаниям о Брончо Билли, но, очевидно, никто из них не ходил в кино.

— А где живет Джим? — спросил он.

Никто не смог ему сказать.

Он пошел в полицейский участок Санта-Моники, и пожилой патрульный провел его к начальнику. Начальником оказался хорошо ухоженный джентльмен лет пятидесяти с небольшим, в темном костюме и с современной прической с пробором. Дешвуд представился. Начальник принял его радушно и сказал, что рад помочь сыщику Ван Дорна. Фамилия кузнеца Хиггинс, сказал он Дешвуду. Джим Хиггинс снимает комнату на втором этаже конюшни. Где он может спрятаться? Начальник не имел представления.

Дешвуд зашел в отделение «Вестерн юнион», чтобы послать отчет в Сакраменто для передачи Исааку Беллу. Потом до темноты ходил по улицам, надеясь встретить кузнеца. В одиннадцать, когда ушел последний трамвай в Лос-Анджелес, он решил снять номер в гостинице для туристов, чтобы с утра начать охоту заново.

Одинокий всадник на гнедой лошади ехал по кряжу, откуда открывался вид на далекий одноколейный путь Южно-Тихоокеанской железной дороги к югу от границы с Орегоном. Три человека, собравшихся у телеграфного столба, который стоял между линией и заброшенным сараем с оловянной крышей, заметили его силуэт, четко выделявшийся на фоне голубого неба. Их предводитель снял широкополый стетсон и очертил им широкий круг над головой.

— Эй, что ты делаешь, Росс? Нечего кричать «привет», словно ты приглашаешь его к нам.

— Я не приглашаю, — ответил Росс. — Наоборот, прогоняю.

— А как он поймет разницу?

— Он сидит на лошади как ковбой. А ковбой хорошо знает сигнал угонщиков скота «Сюда не лезь, езжай своей дорогой».

— Мы не угонщики скота. Да тут и скота нет.

— Невелика разница. Если только этот человек не круглый дурак, он оставит нас в покое.

— А если не оставит?

— Мы снесем ему башку.

Не успел Росс объяснить это Энди, телеграфисту из Сан-Франциско, как всадник повернул лошадь и исчез за кряжем. Трое вернулись к работе. Росс приказал Лоуэллу, монтеру с тремя длинными проводами, соединенными с телеграфным ключом Энди, подняться на столб.

Будь всадник с кряжа поближе, он заметил бы, что для телеграфной команды, работающей в 1907 году, они необычайно тяжело вооружены. С последнего нападения индейцев прошло несколько десятилетий, однако же у Росса Паркера в кобуре пистолет сорок пятого калибра, а поперек седла ружье «винчестер». У Лоуэлла на спине, так, что легко дотянуться, двустволка. Даже у телеграфиста Энди за поясом револьвер, тридцать восьмой калибр. В тени купы деревьев привязаны лошади, потому что сюда эти люди приехали верхом, а не по железной дороге на дрезине.

— Оставайся там! — приказал Росс Лоуэллу. — Это не займет много времени.

Они с Энди уселись за старым сараем.

На самом деле прошел почти час, прежде чем Энди застучал ключом, перехватив приказы диспетчера поездов оператору в Уиде, к северу от них. К тому времени все трое укрылись за сараем от холодного ветра и грелись на солнце.

— Что он говорит? — спросил Росс.

— Диспетчер посылает приказы оператору в Уиде. Велит идущему на юг товарняку сойти на боковую ветку в Азалии.

Росс сверился с расписанием.

— Точно. На подходе поезд на север. Боковой на Азалии в получасе отсюда. Измени приказ: идущему на юг товарняку зеленая улица до Дансмьюира.

Энди выполнил приказ; идущий на юг товарный получил сообщение, что дорога свободна, тогда как по ней шел на север поезд с рабочими. Опытный телеграфист, он подражал «почерку» диспетчера в Дансмьюире, чтобы оператор в Уиде не понял, что за аппаратом другой человек.

— Эге. Они хотят знать, что с идущим по расписанию северным.

Поезда, идущие по расписанию, пользуются преимуществом перед дополнительными.

Росс был готов к этому. Он даже не открыл глаз.

— Передай: северный только что доложил по телеграфону, что стоит со сгоревшей буксой на боковом пути в Шаса-Спрингсе.

Ложное сообщение утверждало, что северный сломался — команда «перевела» его с главного пути на боковой. Потом они подключились к телеграфным проводам с помощью восемнадцатифутовой «удочки», которая хранилась в служебном вагоне, и передали сообщение по портативному телеграфону. Телеграфон обеспечивал примитивную голосовую связь. Оператор в Уиде принял объяснение и отправил свое, тем самым пустив два поезда навстречу друг другу.

— Спускайся оттуда, Лоуэлл, — приказал Росс, по-прежнему не открывая глаз. — Снимай провода. Все.

— Лоуэлл за сараем, — сказал Энди. — Пошел отлить.

— Какой стеснительный.

Все шло точно по плану, пока из-за угла сарая не показался ружейный ствол и не уперся телеграфисту в голову.

Чей-то голос с подчеркнутой медлительностью произнес:

— Отмени приказ, который ты только что послал.

Телеграфист, не веря своим глазам, посмотрел в суровое ястребиное лицо сыщика из «Агентства Ван Дорна», «Техасца» Уолта Хэтфилда. За ним неподвижно, как изваяние, стояла гнедая лошадь.

— И на всякий случай: я знаю азбуку Морзе. Изменишь хоть слово, снесу тебе башку и отправлю сообщение сам. К вам это тоже относится, мистер, — сказал Хэтфилд Россу, чья рука поползла к кобуре. — Не сделай ошибку, не то она станет последней.

— Да, сэр, — сказал Росс, высоко поднимая руки. Вдобавок к «винчестеру», приставленному к голове Энди, у рослого техасца были два двуствольных пистолета в лоснящихся кобурах на бедрах. Если он и не стрелок, то одет как стрелок.

Энди тоже решил поверить. Он простучал отмену ложного приказа.

— Теперь передавай исходный приказ, который вы, подонки, заменили.

Энди передал подлинный приказ — товарному составу перейти на боковой путь в Азалии, пропустить поезд с рабочими.

— Так-то лучше, — протянул Хэтфилд. — Нельзя ведь допускать, чтобы локомотивы сталкивались лоб в лоб?

Улыбка у него была такой же приятной, как певучий голос. Глаза, однако, были темными, как могила.