Тустеп вдовца - Рик Риордан

Миранда содрогнулась.

— Я не хочу об этом говорить.

Мы сидели и слушали, как еще один караван пикапов с грохотом уезжает по усыпанной гравием дороге. Голос Уиллиса Дэниелса, который благодарил кого-то за визит, доносился из окна кухни.

— Вы попросили меня подождать, — напомнил я.

Миранда кивнула, но продолжала молчать.

— Если вы хотели убедить меня, что Эллисон Сент-Пьер бывает ужасной, вам не следовало беспокоиться. Я видел демонстрационную версию.

Мне кажется, Миранда покраснела. Однако в свете электронной мухобойки было трудно что-то определить наверняка.

— Нет, — сказала она. — Когда я вспоминаю, как говорила о ней, мне становится не по себе. Как только вы ушли из студии, меня начала мучить совесть.

— Эллисон и сейчас вызывает у вас некоторый страх?

— Я не знаю. Нет. Давайте все это забудем.

Однако выражение ее лица сказало мне, что она ничего не сможет забыть в ближайшие несколько часов. Миранда посмотрела в сторону сарая, где вокруг керосиновой лампы собиралась мошкара.

— Вы не одобряете, что она встречается с вашим братом, — заметил я.

Выражение лица Миранды стало жестким.

— Неужели вы не поняли относительно Брента? То, что сказал Шекли?

— Только то, что слова ранят.

Она выпрямила спину, откинулась назад и коснулась головой кедрового столбика, словно собиралась измерить свой рост.

— Марла была женой Брента. Она умерла два года назад.

Слова песни, которую Миранда пела прошлым вечером, всплыли у меня в памяти, и я не мог поверить, что ее написал Брент. «Тустеп вдовца».

— Приношу свои соболезнования.

Она пожала плечами.

— У Марлы был диабет. С самого детства она сидела на инсулине.

То, как Миранда произнесла эту фразу — так о болезнях говорят врачи, — позволило мне понять, что слово «диабет» давно вошло в словарь их семьи.

— Болезнь была неизлечима?

— Нет. То есть она могла с ней жить. Сам по себе диабет не явился причиной смерти. Она попыталась родить ребенка.

Миранда посмотрела на меня, надеясь, что я сам соображу, как развивались события дальше, и ей не придется рассказывать всю историю. Я сообразил.

— Должно быть, Брент очень переживал.

Как только я произнес эти слова, я сразу понял, какое глупое замечание сделал. Мужчине сорок два года, и он до сих пор живет в сарае на ранчо своего отца. Не причесывается, не бреется и носит одежду до тех пор, пока она не сгниет на нем.

— Отцу пришлось на некоторое время запереть оружие, потому что Брент грозился покончить с собой, — сказала Миранда. — Именно это имел в виду Шекли. Даже сейчас, когда я думаю о Бренте рядом с Эллисон… мысль о том, как она может разочаровать его… — Она посмотрела на керосиновую лампу, висящую на сарае. Вы знаете выражение «чья-то жизнь как песня в стиле «кантри»? Это про нас. Сначала умерла мама, потом Брент и Марла…

— А вы? — спросил я.

— И моя жизнь. — Она произнесла это с полнейшей убежденностью. — Моя жизнь подошла к концу.

Большая мухобойка не дает достаточно света, чтобы судить о красоте женщины. Но когда Миранда посмотрела на меня, сомнений у меня не возникло. Не скажу, что она была хорошенькой или похожей на беззащитного милого котенка, какой представилась мне, когда выступала на сцене кафе «Кактус». Я увидел на ее лице вполне подходившее ей спокойное упрямство, благодаря которому она казалась старше, чем при ярком освещении.

— А вы… — Я замолчал.

Мне хотелось спросить у Миранды, живет ли она в чистенькой красно-синей спальне или та комната является лишь музеем ее детства. Однако мне не удалось сформулировать вопрос так, чтобы он не звучал осуждающе. Как выяснилось, я мог не продолжать — Миранда поняла, о чем я подумал.

— Да, — кивнула она. — Боюсь, что да. У Брента просто не было выбора. Ну а в моем случае это просто лень.

Существовали и другие причины, но я не мог продолжать расспросы, не проявив агрессивности.

— И почему же нет выбора у Брента? — спросил я.

— Отсутствие медицинской страховки. Медицинские счета Марлы были огромными. Если бы Брент попытался найти работу, она не могла бы рассчитывать на программу государственной помощи неимущим. Им приходилось оставаться безработными. Они владели лишь этим маленьким сараем — так решил отец. Марла дала согласие за них обоих. Брент предпочел бы остаться на улице. Он очень гордый.

Я попытался связать слово «гордость» с Брентом. Для этого потребовались заметные усилия.

Из кухни послышался долгий и громкий смех Уиллиса Дэниелса. Тот прощался с последними уходящими гостями.

— Так зачем вы меня пригласили? — снова спросил я.

Миранда посмотрела на свои руки.

— Когда мы находились в моей спальне… вы не поняли.

— Похоже, не понял. Я решил, что вы просите, чтобы я увез отсюда Эллисон.

Свет фар последнего пикапа удалялся по Серра-роуд. Как только машина свернула на РР22, из кухни послышался грохот, словно кто-то колотил тростью по стойке, полной стаканов. Уиллис Дэниелс произнес несколько непристойных ругательств, и наступила тишина.

— Нет, — ответила Миранда, которая не отреагировала на шум и просто продолжала наш разговор. — Я хотела, чтобы вы увезли отсюда меня. И плевать, куда именно.

Я вел «ФВ» слишком быстро, преодолевая повороты РР22 на скорости пятьдесят миль в час.

Ветер свистел вокруг, дул сзади, растрепал волосы Миранды, темные пряди устремились вперед, словно отчаянно мечтали покинуть Булверде раньше, чем ее лицо. Она не делала попыток привести их в порядок.

В сотне ярдах за нами лениво следовал автомобиль с включенными фарами.

— Вы знаете, как добраться до офиса Леса? — спросила Миранда так тихо, что я едва слышал ее сквозь шум ветра.

— Конечно.

Мы решили, что я отвезу ее в викторианский дом на Монте-Виста, в котором находилось агентство, и там она сможет провести ночь. Миранда знала, где хранились запасные ключи. Она сказала, что у Леса есть комната для гостей на втором этаже, предназначенная для приезжих артистов, и она думает, что тот не станет возражать, если она там останется.

Я не сомневался, что Лес не станет возражать.

Вскоре она сжала мое плечо рукой, которая показалась мне ужасно горячей из-за прохладного ветра.

— Благодарю вас. Вы в порядке?

— Конечно. Немного побаливает челюсть.

Миранда опустила руку.

— Я рада, что удар достался вам.