Любовь по расчету - Элизабет Чедвик (Англия)

— Ты выросла, дорогая, — сказал Гайон Элунед, усевшись поудобнее за столом. На темном шерстяном платье девочки красовалось ожерелье, которое он ей подарил. — И становишься хорошенькой, как мать.

— Я красивее твоей жены? — спросила девочка.

— Как можно сравнивать яблоко и грушу? — Гайон привлек ее к себе и поцеловал в щеку. — На этот вопрос никто не может ответить.

— Даже ты? — в вопросе Розин звучал горький сарказм. — Передать отцу, чтобы заехал к тебе?

— Нет, я оставлю ему кое-что.

Гайон вынул свиток пергамента и принял чашу с напитком из рук служанки. — Плата шерстяным сырьем, как обычно, если ничего не изменится.

Розин кивнула. Их взгляды встретились, изучая друг друга. Гельвина, освободившись из рук матери, покачиваясь, направилась к Гайону, оступилась и села на пол. Не смутившись этим обстоятельством, снова встала на ножки и ухватилась за ногу Гайона.

— Да, — она улыбнулась неотразимой улыбкой. Это было валлийское слово «папа».

— Она всем это говорит, — быстро сказала Розин, покраснев.

Гайон заметил ее смущение и подумал, что не нужно было приезжать, этот порыв продиктовала обида на Юдифь. Он неловко передвинулся, словно собираясь встать и уйти.

Розин попыталась задержать его.

— Хочу показать тебе одну вещь, — произнесла она с наигранной беспечностью. — Можешь задержаться на минуту?

— Конечно, — удивился Гайон.

— Элунед, присмотри за малышкой.

Та состроила гримасу, но не отказалась.

Розин повела Гайона в свою комнату, тот насторожился, но сдержал двусмысленное замечание, готовое сорваться с губ. Их отношения изменились, правда, он не знал, хорошо это или плохо. Розин выбрала ключ из связки, висевшей на поясе.

— До нас дошло, что ты строишь новую крепость у самой границы Северного Уэльса.

— Чтобы защитить границу от набегов лорда Граффида. Какой смысл держать хороших овец, если они исчезают в горах?

— Мне иногда кажется, что вы, нормандцы, сожрали бы весь мир, если бы могли.

— Нет, только отщипнули бы по кусочку там-сям, — ответил он, не желая начинать спор, на который не было ни сил, ни желания! — Что ты хочешь показать?

Розин открыла дубовый сундук и достала кусок ткани.

— Что думаешь об этом? В последнюю поездку во Фландрию отец купил у итальянского купца, который был ему обязан.

Ткань струящейся волной упала на кровать. Переливалась золотистыми оттенками осени и блестела, как освещенная солнцем поверхность озера. На ощупь была мягкая, толстая и упругая, как кошачью шерсть. Гайону никогда не приходилось видеть ничего подобного, и он решил узнать все, что известно Розин о новой материи.

— Так это делается из шерсти-сырца? — он погладил ткань.

Розин смотрела на его тонкие пальцы. У Гельвины пальчики были пока пухлыми и короткими.

— Этим искусством владеют немногие. Отец хотел продать этот кусок в Винчестере, на следующем собрании двора.

— Следующий съезд состоится в ноябре в Лондоне, — сказал Гайон. — Какова цена?

Розин назвала цену. Он засмеялся и предложил более низкую.

— Что должно произойти в ноябре?

— Свадьба Генриха и Эдит Шотландской. Юдифи идут осенние тона.

— Новый король женится?

— Переговоры начались после смерти Руфуса. Думаю, они виделись не больше двух раз. Но это больше, чем было у меня и Юдифи.

Розин серьезно посмотрела на него.

— Она все еще остается ребенком?

— Ни ребенком, ни девственницей, — он нахмурился. — Видит Бог, Роз, она то отдается мне всей душой, то отодвигает на черту, с которой мы начали.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — Розин грустно улыбнулась и назвала другую цену, чуть ниже первоначальной.

— За эти деньги можно купить два рулона шелкового Дамаска.

— Но шелковый дамаск — не такая редкая вещь.

— А тебе вообще нет цены, — бросил он прищурившись, и предложил новую цену.

Розин стала сворачивать ткань.

— Я даже не уверен, что она мне нужна, — сказал Гайон. — Юдифь может подумать, что я хочу задобрить ее. Перед отъездом мы поссорились, моего слова ей оказалось недостаточно.

Розин выпрямилась.

— А это в самом деле подкуп? Ты покупаешь то, чего не можешь иметь иначе?

— Не думаю. Брак короля заставит ее вращаться при дворе. Юдифи потребуется одежда, соответствующая ее положению. Это роскошь, преследующая практические цели, — в его глазах блестели озорные искорки. — А так как другие жены из зависти будут требовать от своих мужей такой же материал, то тебе предстоит прямая выгода. Значит, надо быть со мной щедрее.

Розин, сама того не желая, рассмеялась.

— Ну и хитрец же ты, Гайон! Хорошо, так и быть, уступлю немного.

— Как всегда, — он встал.

Розин уже забыла, какой он высокий, а наряд подчеркивал родовитость. Она почувствовала, как изголодалась по его ласкам, но сознательно держала себя в узде и не позволяла уронить достоинство. Ее время прошло. Из зала доносился смех Гельвины. Розин пошла туда, где ее гордости ничто не угрожало.

— Роберт де Беллем вернулся, — предупредил Гайон, поймав ее руку. — Скажи отцу, если он не знает. Беллем в воинственном настроении. С Генрихом ему будет гораздо труднее ладить, чем с Руфусом, так что он отыграется на тех, кто не может постоять за себя. Береги семью и помни — без эскорта выезжать нельзя.

— Как же забыть, если ты мне оскомину набил своими предостережениями, — Розин возвела глаза к небу. — Я ведь не полоумная!

Гайон сжал ее руку.

— Нет, дорогая, это я дурак, — кисло улыбнулся и подумал о Юдифи.

Лондон, Ноябрь 1100

Алисия в третий раз за несколько минут уколола палец иглой и велела Агнес зажечь свечи. У окна, глядя в сумерки, сидела Юдифь, поглощенная невеселыми мыслями.

От Алисии не укрылось, что последние дни ее дочь почти не разговаривала с мужем. У Юдифи был такой вид, словно она не переносила присутствия Гайона, не разрешала дотронуться до себя и не смотрела в его сторону. Иногда, когда он отворачивался, украдкой бросала на него взгляд, в котором читалась боль раненого животного. Алисия сделала вывод, что Гайон стал более холоден, привыкнув к семейной жизни, а Юдифь болезненно реагировала на это, но такое заключение не объясняло многих других неясностей. Юдифь переживала искренне и глубоко, а Гайон защищался, но как человек со связанными рука ми — отчаянно, но безрезультатно. Иногда в его глазах вспыхивал гнев, но он гасил его, не давая разгореться, тем более, холодное презрение Юдифи не гарантировало решения проблемы подобным способом.