Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939-1945 - Юрий Цурганов

Здесь достаточно характерно для белоэмигрантских лидеров расставлены акценты — РОА как кадр Русской национальной армии, в то время как сам генерал Власов ставил вопрос совершенно иначе — задействовать или нет белых эмигрантов в своей Русской освободительной армии.

Процитированное письмо написано 8 июня 1943 года. В этот день состоялось совещание в резиденции Гитлера в Бергхофе, на котором решался вопрос о дальнейшей судьбе русских воинских формирований в вермахте и о судьбе самого генерала Власова. Именно тогда Гитлер принял «окончательное» решение: русских в единую армию под командованием Власова не объединять, все разговоры о РОА вести только в пропагандистских целях[405]. Разумеется, фон Лампе не мог знать о принятом фюрером решении. Но данное совпадение довольно красноречиво свидетельствует о несбыточности надежд руководителя ОРВС на создание единой РОА в тот период.

С самого начала войны немецкие власти чрезвычайно настороженно относились к российской эмигрантской печати. Перед выпуском каждого номера газеты, журнала или иного информационного сообщения два экземпляра представлялись в Опорный пункт Управления делами русской эмиграции (УДРЭ). Только по возвращении одного из них с пометкой цензора издание могло быть разослано читателям[406]. По сообщению Гегела-Швили, являвшегося ответственным издателем «Информации Юго-Восточного Отдела ОРВС», во вверенном ему органе печати было невозможно публиковать статьи политического храктера[407]. Спустя семь дней после бергхофского решения Гитлера фон Лампе сообщил, что немецкие власти запрещают печатать в «Информации» материалы по самым животрепещущим вопросам, в частности связанным с генералом Власовым. «Почему Власов зовет всех, а нам, почти что самым заинтересованным, даже и отвечать нельзя?» — задается вопросом руководитель ОРВС[408]. Ответ заключается в том, что Гитлер, выступая как против объединения разрозненных русских батальонов в единую РОА, так и против использования организационных структур российской военной эмиграции, стремился не допустить консолидации этих двух сил. Во многом ему удалось разобщить белых и бывших красных. Фон Лампе сообщает: «В Париже… уже сочинили слух, что-де, мол, генерал Власов зовет к себе эмиграцию, а генералы Бискупский и Лампе, завидуя ему, никого к нему не пускают… Додумались!!!»[409]

Попытки нацистского руководства вбить клин между белогвардейцами и власовцами осуществлялись не только по линии информационной блокады. В том же письме фон Лампе пишет: «Хуже всего то, что если эмиграции к Власову идти разрешат, то пойдет полтора человека… К Шпееру эмигрантов брали на рядовые должности, а сейчас красных офицеров берут на должности командные. Так что эмигранты-офицеры оказываются подчиненными офицерам (с позволения сказать) красным, и иногда им подчиняться не хотят…»[410]

Следует отметить, что сам руководитель ОРВС, как это следует из его письма неизвестному адресату от 30 мая 1943 года, не считал Власова инициатором разобщения: «Не Власов и Кº против эмиграции, так как у них, при разногласиях… все же имеется к ней склонность. Вопрос этот заострен до крайности не ими…»[411] Фон Лампе, по собственному его признанию, готов верить, что мысль не допускать эмиграцию к участию в Русском освободительном движении высказана не Власовым[412].

23 мая 1943 года в газете «Новый путь», издававшейся Управлением делами русской эмиграции в Сербии, было напечатано интервью с «ближайшим сотрудником» генерала Власова. Несмотря на то что имя этого человека в публикации не называлось, по некоторым данным его биографии, отраженным в интервью (в прошлом видный член коммунистической партии, во время войны — дивизионный комиссар), можно с известной долей уверенности утверждать, что это был Г.Н. Жиленков. На вопрос корреспондента, доктора Н. Маринковича: «Желаете ли вы привлечь к ведущейся вами борьбе и русскую эмиграцию?» — интервьюер ответил: «Русская эмиграция, по нашему мнению, как политическая величина, вообще не существует. Она потеряла всякую связь с совершающимся сейчас в России. Поэтому она не может уловить то, что в настоящий момент является самым важным. Поскольку эмиграция и дальше придерживается своих старых принципов, мы не можем войти с ней в связь»[413].

Подобная постановка вопроса была достаточно типична для некоторых руководителей власовского движения — выходцев из СССР. Старая эмиграция, особенно ее представители, имевшие белогвардейское прошлое, ассоциировались со стремлением возродить монархию, причем в том виде, в котором ее рисовали на политзанятиях в Красной армии.

Вместе с тем интервьюер отметил, что за последнее время в среде эмиграции произошли положительные сдвиги. «Родились новые люди, вышедшие из-под влияния прежних заблуждений». Подобное суждение могло сложиться в результате общения с представителями НТС. На первой полосе этого же номера газеты была помещена статья главного редактора Б. Ганусовского «Роль эмиграции». Статья написана в порядке полемики с утверждениями интервьюера, касающимися русских за рубежом[414].

Первый программный документ власовского движения — «Смоленская декларация», подписанная 27 декабря 1942 года, попал к представителям военной эмиграции только в апреле 1943 года через Одессу. На запрос эмигрантов по поводу этой декларации, адресованный германскому командованию, был получен ответ, что она касается только советских военнопленных и населения «освобожденных областей». Вопрос же о допуске русских эмигрантов к участию в борьбе откладывается до окончания войны на Восточном фронте[415].

Генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов в своем письме от 10 июня 1943 года предложил Власову, в случае если тот сочтет это возможным и желательным, использовать силы русской эмиграции. Предлагалось включить представителя зарубежья в состав Русского комитета, от имени которого была обнародована «Смоленская декларация». Абрамов также предложил Власову ходатайствовать о переводе офицеров из Русского охранного корпуса в РОА, так как, по его, Абрамова, сведениям, в РОА наблюдается нехватка офицерских кадров[416]. (Русский охранный корпус встретил известие о существовании РОА и Русского комитета с большим воодушевлением.)