Война. Истерли Холл - Маргарет Грэм

Брамптон заорал:

– Это мой дом! Я настаиваю на том, чтобы забрать свое!

Ричард покачал головой.

– Он не ваш, пока длится война, или вы забыли, что передали управление им в мои руки и в руки вашей дочери? Нам нужна еда для наших людей, и сейчас я предлагаю вам вспомнить, кем вы являетесь, и удалиться настолько достойно, насколько вы еще в состоянии, как и в прошлый раз. Это становится дурной привычкой.

Теперь уже кузнец помогал опустошать автомобиль. Он взвалил себе корзины на оба плеча и понес вниз по лестнице на кухню. Эви последовала за ним, неся еще одну, и за ней Вероника, со следующей. Вскоре кузнец вернулся забрать еще.

Милли исчезла. Эви отправилась на ее поиски, выволокла из прачечной и повела в кабинет Ричарда, где Рон занимался бумажной работой. Он поднял глаза, внимательно изучил выражение лица Эви и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Эви схватила Милли за плечи.

– Если ты когда-нибудь снова подделаешь мою подпись, я тебя уволю. Ты отдашь деньги, полученные с продажи джема, который ты украла в мае. Ты вернешь все, что рассовала по карманам, когда помогала шоферу наполнять корзины. Я проверю, чтобы ты это сделала. Теперь иди отсюда и следи за собой очень внимательно. Я ничего никому не скажу только потому, что ты жена Джека и мать Тимми.

Милли подняла подбородок, открыла рот, и ее глаза наполнились слезами. Эви не обратила на это никакого внимания. Слезы были просто одной из уловок Милли.

Рон постучался в дверь.

– Конвои прибыли, так что пора задать жару, Эви. Нужно закончить расчищать шатер.

Эви вытолкала Милли взашей, прочь из комнаты, почти прямо в руки миссис Мур и миссис Грин, которые схватили ее и повели в холодную кладовую. Эви слышала, как они кричат на нее, обвиняя в краже. Она услышала ответ Милли:

– Вы все пожалеете об этом, попомните мои слова. Вы чудовищно со мной обращаетесь, и так всегда было, а Эви сказала, что никто не узнает. Лгунья!

Эви поспешила на кухню и вверх по лестнице, пробежала через задний двор, но перешла на шаг, как только миновала въездную дорожку. Беготня порождала панику.

Когда она проскользнула в шатер, носилки уже разгружали. Один человек ходил кругами, одолеваемый характерной странной дрожью после контузии, его глаза смотрели в пустоту. Стэн увел его в тихую палату в одном из коттеджей на территории поместья. Там его примут для распределения. В шатре, как будто по волшебству, весь пол оказался вычищен, а шахтеры аккуратно расставили стулья по периметру помещения. Команда по распределению раненых толпилась у входа в ожидании. Она подумала о своих мужчинах и возблагодарила Бога, что они были вдалеке от всего этого, по крайней мере сейчас, хотя Грейс писала, что они думают о побеге каждый день. Эви всем сердцем желала, чтобы они этого не делали. Прогудел клаксон, и послышался шорох гравия – «Роллс-Ройс» медленно двигался посреди суеты, увозя Брамптона и его жену прочь, и слава богу.

Вер стояла на передних ступеньках, держа руку Ричарда и сжимая ее слишком сильно.

– Что мы будем делать с нашим домом, когда война окончится, дорогой?

Они с Ричардом наблюдали за «Роллсом» до того самого момента, когда он скрылся за поворотом. Он сказал:

– Нужно подождать, а потом посмотрим. Мы не можем думать об этом сейчас, Вер, просто не можем. Слишком много всего надо делать.

Вер посмотрела на старый кедр. Он был все таким же сильным, спокойным и все так же давал приют курильщикам. Она улыбнулась. Все будет хорошо. На самом деле все просто обязано быть хорошо, потому что они с Эви несли ответственность перед всеми. Она сказала:

– Теперь мне кажется, что лучше бы мы отдали им их несчастные корзины.

Ричард обнял ее за плечи.

– Что сделано, то сделано, и теперь прибыли новые пациенты, которых хорошо накормят, как наши любимые тираны Эви и миссис Мур всегда настаивают. А они не смогут этого сделать, если дать твоему отцу волю, потому что он вернется, чтобы забрать больше, и Эви знала это. Проблемы нужно решать, Вер, как ты думаешь? Другого пути нет.

Они смотрели на то, как подъезжает все больше и больше карет «Скорой помощи». Предстояло много работы. Завтра будет завтра, Вер это понимала, но она видела тревогу на лице мужа и знала, что она отражается и в ее лице.

– Улыбнись, – приказала она, – мы обязаны это делать. И спасибо Господу за Эви.

Offizier Gefangenenlager, Лагерь для военнопленных офицеров, Германия, июль 1916 г.

Джек работал локтями, пробираясь по тоннелю в восемнадцать дюймов шириной и двенадцать дюймов высотой, толкая перед собой эмалированную емкость для грунта настолько тихо, насколько мог. В другую емкость, с воском, была вставлена свеча, и ее пламя мерцало при каждом движении – но хотя бы мерцало, как подумалось Джеку. Он полз по камням с острыми зазубринами, которые они оставили украденными столовыми приборами. Он прижимал к себе недавно заточенные нож и вилку, которые комитет, занимающийся тоннелем, «реквизировал» с кухонного склада охраны. Они были завернуты в тряпку, которая была настолько жирная и грязная, что уже затвердела, но зато она мешала приборам предательски звякать.

Гораздо проще было работать с глиной, но сейчас участок был такой, что камень мог появиться снова в любой момент, и ему опять пришлось бы дробить его заостренными приборами и использовать тряпки, чтобы приглушить звук. Они делали специальные подкладки в шахтерской одежде, в которую переодевались в тоннеле, но у Джека и остальных пяти строителей тоннеля все равно были сбиты в кровь все локти и колени.

Проклятье. Он задел локтем острый край камня на левой стене, который они не зашкурили как следует на прошлой неделе, и он прорвал прокладку. Ну конечно, а как же иначе? Теперь, когда длина тоннеля достигала уже семидесяти ярдов, требовалось больше получаса, чтобы добраться до породы. Нехватка воздуха позволяла проходчику работать с ней еще не более получаса, а потом ему приходилось медленно возвращаться обратно, пятясь задом, но это было чертово достижение по сравнению с тем, что было раньше. Пневматический насос, который они с Дейвом и Мартом смастерили, стер улыбочку с лица того высокомерного дурака, который отказал им в жилье, питании и отдыхе, когда они только приехали. Вплыв в комнату Оберона, он велел ему отправить его денщиков стелить постели. Его имя было майор Доббс, и он все равно не бежал с ними.

Джек улыбнулся, продвигая свое тело вперед в поднимающемся наверх тоннеле, когда вспомнил, как ревел Оберон, оттесняя перекормленного майора в угол на глазах сидящего рядом Джека – голодного, больного и еще не привыкшего к новому окружению. Джек выплевывал ругательства самого разного свойства, пока Доббс не уронил на пол свою чертову книгу, которую везде таскал с собой. Тогда он разбушевался окончательно и продолжал орать, пока в комнату не вошли капитан Фрост и Смайт и вместе за обе руки не подняли чертова идиота и не вывели по коридору, просто выбросив на снег.