После нас - Андрей Грешнов

Кабул Кабулом, но в Кандагаре в то время было значительно хуже. Там каждый божий день творился ад на Земле. Террористы взрывали бензовозы в толпах людей, нападали на здания местных властей, разъезжая на мотоциклах, убивали средь бела дня полицейских и военных, лили кислоту в лица женщинам и девочкам, отрезали головы «пособникам оккупационных войск» и, конечно же, атаковали на заминированных автомобилях колонны канадских и американских военных. Тем журналистам, которые тогда работали в Кандагаре и одноименной провинции, конечно, нельзя было позавидовать.

Чтобы понять, что творилось в афганских провинциях в целом, приведу всего лишь одну официальную сводку МВД Исламской Республики того времени: «…за прошедшую неделю в Афганистане произошло 135 террористических актов, большая часть которых пришлась на провинции Гельменд и Кандагар. В результате терактов убито 108 человек. Полиция смогла арестовать 110 боевиков. В терактах пострадали также и сотрудники полиции, 40 офицеров и рядовых полиции погибли только за минувшую неделю, 48 ранено. Правоохранительные органы зарегистрировали за этот период 113 уголовных преступлений, 47 из которых раскрыты по горячим следам, а 66 находились на стадии расследования. Силы правопорядка за неделю задержали и изъяли из незаконного оборота 74 килограмма наркотических веществ. Два сотрудника одного из министерств были арестованы в Кабуле и Тахаре за коррупцию».

Минздрав сообщил, что около 70 % жителей Афганистана страдают психическими расстройствами и заболеваниями из-за войны. Резко выросло число самоубийств и попыток суицида. Так, по сводным данным только одного кабульского госпиталя неотложной медицинской помощи «Ибн-Сина», за минувший афганский год (21 марта 2008—20 марта 2009) в это медучреждение было доставлено более 600 пациентов, попытавшихся свести счеты с жизнью. Два года назад это число было вдвое меньше. Госпиталь «Ибн-Сина», работавший в афганской столице еще в 80-х годах прошлого столетия, — один из крупнейших и старейших в Афганистане. Всего же в Кабуле десятки госпиталей и частных клиник. По данным заместителя директора госпиталя доктора Насима Хамдарда, каждую неделю врачам этого лечебного учреждения приходилось «откачивать» более 10 человек, пытавшихся наложить на себя руки. Большинство пациентов этой категории составляли женщины, которые пытались отравиться различными медикаментами, меньшинство — мужчины.

Согласно данным, распространенным в то время пресс-службой Министерства статистической информации, главными причинами попыток самоубийств в Афганистане являлись насилие в семье, тотальная нищета, психические расстройства и отход от устоев исламской религии. Ведомство отмечало, что женщины обычно старались покончить самоубийством путем отравления, в то время как мужчины чаще стрелялись, вешались и выбрасывались из окон. Полиция и правозащитники, в свою очередь, фиксировали сотни случаев самосожжения женщин на западе Афганистана.

Детский Фонд ООН (ЮНИСЕФ) в докладе, подготовленном к 20-летию принятия конвенции по правам ребенка, констатировал, что Афганистан является наихудшим местом для рождения на Земле. По данным организации, в Афганистане была самая высокая в мире детская смертность — 257 летальных исходов на тысячу родившихся детей. К тому же 70 процентов населения страны не имели доступа к чистой питьевой воде. Высокая активность боевиков движения «Талибан» делала небезопасной работу международных гуманитарных организаций: 43 процента территории Афганистана лежали вне зоны их досягаемости. Таким образом, в стране было очень тяжело осуществить, например, детскую вакцинацию против эпидемий полиомиелита и кори. Жизнь в Афганистане была особо опасна для девочек. По убеждениям талибов, девочкам запрещено было посещать школы и получать образование. В связи с этим только за последний год боевики совершили 317 нападений на учебные заведения по всей стране, убив 124 ребенка и ранив 290, подчеркивали в ЮНИСЕФ.

За 18 лет, прошедших с момента падения демократического режима доктора Наджибуллы, Афганистан превратился из «полусветского» в воинствующее исламское государство, где муллой не работал разве что ленивый или необразованный человек. В служители культа рванули помимо выпускников медресе и теософских факультетов афганских и зарубежных религиозных институтов бывшие замполиты афганской армии, экс-функционеры НДПА, да вообще все, кто мог читать Коран на арабском языке. Быть муллой означало иметь хоть и небольшой, но постоянный заработок. Один бывший секретарь кабульского горкома НДПА, переквалифицировавшийся в муллу, рассказывал мне, что достаточно нарисовать голубой краской на стене каких-нибудь развалин дверь на небеса, и верующие сами тянутся к ней с молитвенными ковриками. Здесь их надо было «отлавливать» и организовывать нечто вроде прихода. Необходимыми инструментами для заработка были мегафон и магнитофон с колонками. Через мегафон мулла общался с паствой, а призывал ее на молитву, которая в Афганистане совершалась пять раз в день, посредством проигрывания кассет с записями голосов саудовских имамов. Прихожане всегда жертвовали пару монет мулле, и нарисованная на стене мечеть приносила ему доход, на который он мог прокормить себя и свою семью. Бывших армейских замполитов в образе мулл я встречал довольно часто, причем как в Кабуле, так и в Джелалабаде. Людей можно было понять: не все смогли устроиться в пресс-службу Минобороны или другие министерства, где требовались их навыки или русский язык.

Надзорные функции за религиозной и светской жизнью государства осуществлял Совет улемов, который в отличие от старого Совета улемов и духовенства, существовавшего во времена «коммунистов», бесцеремонно вмешивался в работу прессы, телевидения и радиовещания. Он был реальной силой, способной быстро мобилизовать на митинги и демонстрации десятки тысяч человек и проводить их в нужном ему русле. Однажды я стал свидетелем одной демонстрации на севере Кабула, где по призыву Совета студенты митинговали против Израиля и за Палестину. Я был ошеломлен, увидев в руках манифестантов транспаранты с фотографиями Бен Ладена и муллы Омара. Участники обычной «суннитской» демонстрации жгли американские и израильские флаги, а полиция им в этом не препятствовала.

На «важные» же мероприятия, которые проводились шиитами, составляющими в Афганистане религиозное меньшинство, но тоже с ведома Совета, подтягивались подразделения спецназа и отрядов быстрого реагирования, которые должны были не допустить нападения на манифестантов фанатиков. Однажды я пошел снимать демонстрацию, проходившую возле здания шиитского религиозного университета «Шейх Асеф Мохсени», — там митинговали против президентского указа, регламентировавшего устройство домостроя в шиитских семьях. Возможно, этот указ продавил Совет улемов, так как сам Карзай старался в религиозные дела не вмешиваться. Каково же было мое удивление, когда один военный в натянутой на голову шапке-«ночке» и эмблемой SF-24 на рукаве заговорил со мной по-русски, когда услышал, как я смачно ругнулся матом, уронив объектив на асфальт. Оказалось, что в отряде быстрого реагирования, работавшего 24 часа в сутки, подавляющее большинство бойцов, включая командира, отучились в свое время в рязанском училище ВДВ. Эти люди свою нишу нашли и в муллы не записались. Они были очень обижены на нас за то, что мы их бросили на съедение душманам в 1992 году.