Солдатская сага - Глеб Бобров

Через три-четыре дня после его прибытия, на гауптвахту попал возвращавшийся из Кундузского госпиталя молодой солдатик первого батальона.

При заполнении карточки стоявший в тот день выводным Гора с самым невинным видом поинтересовался: а не знавал ли юноша раненого бойца по имени Сереженька Пивоваров? Не заметивший подвоха мальчик чистосердечно и даже с радостной готовностью ответил, что знавал и, более того, некоторое время лежал с ним в одной палате.

Ни секунды не сомневаясь в конечном результате своего изыскания, выводной с улыбочкой сытого удава завел паренька в комнату отдыха караула, заставил того залезть на стол, пригласив начкара — лейтенанта Аирова — и в самых изысканных выражениях попросил арестанта громко и подробно доложить все то, что рассказывал «наш дорогой боевой товарищ Сережа Пивоваров» об обстоятельствах своего ранения.

История, поведанная арестантом, поразила слушателей залихватской вычурностью сюжета, слезоточивыми сентиментальностями и удивительной, прямо феноменальной точностью нюансов боевой обстановки, — комар носа не подточит, как так и было…

В течение суток новоявленный «артист» еще трижды давал сольные концерты в палатках третьего и первого взводов и отдельный, с аншлагом, в каптерке — для офицеров второго батальона. Некоторые эпизоды из-за дикого хохота до конца договорить не давали, и их арестант повторял отдельно — на бис.

Пивоварову уже было все равно, и он честно, голосом утомленного служаки сказал: «Да, набрехал… а что мне было делать?!» С чем от него и отстали.

Правда, о его службе под конец Сереге все-таки напомнили: справку о том, что ранение получено в ходе боевой операции, рядовой Сергей Пивоваров так и не получил. Хоть и мелко, но все же…

Рейд явно затягивался. Уже неделя прошла, а ему конца и края не было видно. Развернувшись всеми подразделениями по фронту, полк планомерно прочесывал один кишлак за другим. Духи, видя серьезность намерений шурави, предпочли не связываться и, отойдя подальше, ограничивались эпизодическими ночными обстрелами и работой снайперов с длинных дистанций. Если бы боевые действия проходили в другом районе, моджахеды, конечно, не спустили бы неверным такой наглости, такого продвижения в глубь своей территории (за первую неделю с момента начала операции войска отошли на сорок километров от лагеря части), но поскольку урочище Аргу являло собой равнину, где свободно маневрировала бронетехника (а подполковник Смирнов, кроме всего прочего, задействовал в выходе не только по половине стоявших по «точкам» первого и третьего батальонов, но еще и всю полковую артиллерию, всю реактивную батарею «Град», все «Шилки» и, вдобавок, две роты танкового батальона), — деваться «воинам ислама» было некуда. А, учитывая, что каждый мотострелковый взвод располагал тремя БМП — 2, становилось ясно: серьезных эксцессов со стороны духов не предвидится. К тому же стояла отличная солнечная погода, и в воздухе постоянно курсировали вертолеты полковой эскадрильи.

С каждым днем полкач все более и более входил в раж. Его умозрительные теории полностью подтверждались на практике; роты успели захватить два склада с провиантом. Хорошо замаскированные ямы, по три-четыре тонны пшеницы и риса, выдали местные осведомители ХАДа. Трофей немедленно передали на нужды города, о чем, естественно, сразу же оповестили кабульское руководство и штаб армии. Ну и самое главное — захватили несколько десятков единиц стрелкового оружия.

А ведь операция только начиналась, не были затронуты основные, прикрытые укрепрайонами, базовые населенные пункты.

Существовал еще один, для отчетности весьма немаловажный факт. Исходя из боевой обстановки, подполковник Смирнов видел, что рейд имеет все шансы обойтись малой кровью. За неделю произошло несколько подрывов. Один идиот прострелил себе голову из АГСа, и только лишь единственный солдат погиб.

В ночном переходе молодого бойца пятой роты снял засевший в развалинах чумного кишлака снайпер-одиночка. Парнишку подвела самонадеянно закуренная на привале сигарета. Он, поймав пулю в рот, видимо, так и не успел осознать, что же с ним такое приключилось.

* * *

Вообще в Афганистане многие погибали или получали увечья именно из-за собственной безалаберности, расхлябанности и непредусмотрительности. В каждой колонне и в каждом рейде несколько человек обязательно подрывалось на окруженных сплошным минным барьером точках, и, кстати, не только молодняк, но даже прапорщики и офицеры. «Замок» Дмитрий Метеля полтора года назад был свидетелем того, как на Третьем Мосту прогулялся по минному полю отошедший по малой нужде на два шага от тропы командир взвода химической защиты. Тогда всех поразило, как, не потеряв самообладания, старший лейтенант самостоятельно наложил себе жгут на культю ноги и выполз из опасной зоны.

Частенько случались и самострелы, в основном, при неосторожном обращении с оружием или при самом обыкновенном баловстве. В одном из таких случаев у парня, решившего почистить свой автомат прямо в танке, от случайного выстрела трассирующей пулей взорвалась гильза танкового снаряда, и все трое членов экипажа получили смертельные ожоги.

Случались и вовсе «комические» происшествия, например, история о том, как стоявший при прогоне колонны в боевом охранении молодой лейтенантик залез на два близлежащих валуна, дабы оправиться. Падая с метровой высоты, каловый массы замкнули контакты установленной меж двух камней противопехотной мины и мужику не только разворотило задницу, но вдобавок взрывной волной, как бритвой, начисто снесло половые органы. Впрочем, он остался жив…

Другой боец кастрировал себя еще более действенным способом. Найдя где-то крупнокалиберный патрон от зенитной установки, этот тыловой связист решил подготовить себе на дембель оригинальный сувенир. Усевшись на табурет, он принялся демонтировать красивую, покрытую латунными и никелевыми ободками пулю, зажав ее между ног. Ко всему прочему, он остался частично без пальцев на обеих руках и без одного глаза.

В завершение этой безрадостной темы стоит упомянуть, что за пять лет дислокации части под Файзабадом около тридцати человек по разным причинам утонули в грозной, стремительно омывавшей треть периметра лагеря, ледяной Кокче. И тонули в ней не только люди…

Буквально за месяц до выхода в Аргу два механика-водителя саперной роты, не желая возиться, облегчили себе работу тем, что загнали свой БРДМ прямо в реку. Правда, помыть его они так и не успели. Легкий бронетранспортер, подхваченный течением, выкорчевал внушительную каменную глыбу, за которую его заблаговременно зацепили тросом, и, как гордый «Варяг», набирая скорость, помчался вниз по реке. Машину попытались перехватить на точке Каракамар, но полтора десятка километров для бронетранспортера, не приспособленного к такому неординарному виду передвижения, оказались непосильной дистанцией, и он где-то по дороге затонул. А его незадачливые водители три с лишним недели провели на гауптвахте. Выпустили их лишь благодаря начавшемуся рейду.

В общем, дисциплинка в полку была еще та. Смирнова, рвавшегося к полководческим лаврам, она не могла не беспокоить. И он вскоре нашел довольно оригинальный выход из создавшегося положения. Погибших по глупости проводили как боевые потери, в штаб армии отправлялись липовые отчеты и наградные листы, а родители в виде компенсации за цинковый гроб получали еще и орден Красной Звезды (стандартная посмертная награда убитому солдату, в отличие от офицеров, награждаемых в случае гибели орденом Красного Знамени).