Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл

— О миледи, я не хотел пугать вас, — нежно произнес он.

— Я не испугалась. — Ее подбородок дрожал.

— Тогда я не хотел причинять вам беспокойство, — поправился он.

— Беспокойство? Я не… — запнулась она, не в силах закончить свою ложь.

«Будь я проклят». Дункан вдруг понял, что девчонка всерьез из-за него испугалась, хотя отчаянно пыталась показать, что ей все равно, жив он или мертв. Правда была явственно видна по незащищенному выражению ее лица и инстинктивной реакции.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее и утешить. Но в ответ она только молча ударила его по рукам.

— Ш-ш, — мягко сказал он, поймав ее за запястья.

Ее изумрудные глаза были влажными, а губы — плотно сжатыми, чтобы не выдать дрожь. И далеко не сразу Лине сумела расслабиться, пока он бережно держал ее за руки. Цыган заправил ее влажные локоны за уши, нежно погладил по мягкой розовой щеке. Большим пальцем он бережно коснулся капельки воды, упавшей с ее ресниц, глядя, как она стекает по щеке. Другая капля упала с ямочки на подбородке на одну из жемчужных грудей, прикрытых завитками потемневших волос, призывавших и манящих к себе, как песня сирены.

Она не вздрогнула, когда он наклонился к ней. По жаркому блеску в ее глазах он понял, что она так же жаждет его, как и он. Их губы соприкоснулись. Ее рот был холодным, как озерная вода. Цыган начал нежно исследовать ее, подобно тому, как шмель наслаждается соком жимолости — сначала робко, а потом все смелее и смелее, снова и снова возвращаясь за волшебным нектаром.

Лине ответила на его нежные поцелуи кончиком языка. Он застонал от удовольствия. Он не должен этого делать, промелькнула в его голове мысль, когда он положил ее руки себе на талию и привлек ближе. Это только осложнит их отношения. Через несколько дней они расстанутся и, вероятно, больше никогда не встретятся. Он сошел с ума, если…

Боже, ее грудь коснулась его груди, и он испытал райское блаженство.

Он сошел с ума, начиная то, чего не мог завершить, то, что Лине никогда не позволит ему завершить. Но тело не подчинялось ему. Оно наслаждалось сочным, только что собранным урожаем, поданным, как на пиршестве. Шелковистый мягкий живот Лине прижался к его ребрам. Ее длинные локоны колыхались на волнах, щекотали ему живот, несколько намокших прядей прилипли к ее лбу, и он слизывал капли воды со щек и ресниц. Кончиками пальцев он нежно поглаживал ее по спине, от шеи до чувствительной точки у изгиба ее великолепных ягодиц.

Лине застонала. Внутренний голос, кричавший ей, что пора прекратить это, становился все слабее и слабее. Она уже едва слышала его сквозь шум в ушах. Сейчас она думала только о мужчине, который обнимал ее, — мужчине, который был горяч, нежен и, слава Богу, жив. Ее тело воспламенилось и горело. Холодная вода, струившаяся между ними, только усиливала жар соприкасавшихся тел. И, хотя напряженный фаллос, упиравшийся ей в живот, не оставлял сомнений в желании цыгана, рассеянный золотистый свет, журчащий поток, божественное прикосновение тел делали все каким-то эфемерным, нереальным. Она повернула голову и еще сильнее обхватила его за талию, прижавшись щекой к его мощной груди.

— Моя маленькая речная нимфа, — горячо прошептал он. — Вы выглядите так соблазнительно.

Волоски у него на руке приятно защекотали ее кожу, когда он опустил руку под воду и положил ей на грудь, оставляя сосок открытым для течения реки. Он поцеловал ее в лоб, в глаза, в ухо, а потом снова остановился на губах.

Лине тихонько охнула, но звук потерялся и заглох у него на губах, перейдя в негромкий стон, когда его пальцы нежно сжали набухший сосок. Цыган легонько прикусил и потянул губами ее нижнюю губу, намекая, что это же он готов сделать с ее сосками, пока все ее тело не вспыхнуло от желания, которому она не могла подобрать названия. Лине задрожала, когда его губы вдохнули огонь в ее тело, и ослабела, словно водоворот пустился в пляс, закружив ее в своих объятиях.

Будучи не в состоянии насладиться им до конца, Лине позволила своим рукам блуждать по его телу. Она погладила его широкие плечи, нашла пульсирующую жилку на шее, сплела пальцы в густых кудрях на затылке. Она больше не была дочерью лорда. Он больше не был простолюдином. Они были всего лишь родственными душами в лесном озере. Мир вокруг нее растворился, когда она поддалась очарованию момента.

Вдруг цыган замер, неожиданно отнял руку от ее груди и зажал ей рот. Он крепче прижал ее к себе, заставляя замереть. Ноздри у него раздувались, словно он старался успокоить свое учащенное дыхание.

Лине увидела в его затуманенных желанием глазах тревогу, он как-то по-особому наклонил голову, и она поняла, что он что-то услышал. Она тоже стала прислушиваться, но шум в ушах от бурлящей в жилах крови не позволял ей что-либо расслышать. Потом она различила далекое ржание лошадей — кто-то приближался к ним.

Цыган одними губами выразил протест и свое глубочайшее сожаление, а потом прижал палец к губам, призывая ее к молчанию. Всадники приближались, и сердце ее забилось в ритм стуку копыт по твердой земле. Она попыталась отодвинуться, но цыган скорчил недовольную гримасу, по-прежнему крепко прижимая ее к себе, беззвучно подхватил на руки и понес к берегу.

Лине потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься сломя голову за своей одеждой, но цыган знаком показал ей спрятаться за кустами, пока он собирал одежду. Волоча за собой по песку куртку, чтобы скрыть их следы, он присоединился к ней в зарослях, и они стали ждать.

Через пару мгновений к краю озера на водопой медленно вышли две гнедые кобылы. За ними плелись их усталые хозяева.

— Видишь? Ничего. — Это был пират, Томас, и он явно испытывал облегчение оттого, что берег пуст.

— Говорю тебе, я что-то слышал, — настаивал хорек.

— Наверное, у тебя в ушах до сих пор звенит. Тот цыган здорово приложил тебя…

— Придержи свой поганый язык, Томас! — Он дернул кобылу за уздечку и плюнул в ручей. — Они не могли далеко уйти.

— Но они могут быть где угодно, — проворчал Томас. — Мы можем искать их до бесконечности.

— Ты слышал, что говорил Эль Галло. Она — де Монфор. Она может стоить целое состояние. Как только мы заполучим ее и этот медальон…

Сердце замерло у Лине в груди. Состояние? Медальон? Она подавила истерический смешок. Она едва ли могла предъявить требование на титул, не говоря уже о состоянии де Монфоров. Особенно если учесть, что медальона у нее больше не было.

— А что мы сделаем с этим ее телохранителем? — спросил Томас.

Хорек заскрежетал зубами.

— Этот урод — мой. — Пират прижал руку к голове. — Я задолжал ему за тот удар. Просто удивительно, что я еще могу соображать.

Он позвал свою лошадь, взял ее под уздцы и повел по тропе. Томас последовал за ним.

Когда они ушли, Дункан с шумом выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, затаив дыхание. Он провел рукой по своим влажным волосам. Каким-то образом, пока непонятно как, он должен обеспечить безопасность Лине.