Безмолвный пациент - Алекс Михаэлидес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пол на мгновение отвел глаза, на губах заиграла мечтательная улыбка. Ого! Да он тайно влюблен в Таню… Интересно, как относится к этому Макс?
– И что же сказала Таня? – поинтересовался Пол.
– Посоветовала расспросить вас о ночи после аварии. В подробности она не вдавалась.
– Понял… Во время судебного процесса я кое-что рассказал Тане, но попросил никому не говорить.
– Она и не говорила. Теперь вам решать, довериться мне или нет.
Пол осушил бокал до дна.
– Ничего особенного не произошло. – Он пожал плечами. – Если это поможет вам больше понять характер Алисии… – Замолчал.
– Да-да, продолжайте, – я ободряюще кивнул.
– Первым делом, вернувшись из больницы – Алисию забрали после аварии и продержали до утра, – она забралась на крышу нашего дома. Я полез следом. Мы долго там просидели, до ночи. Мы часто лазили вот так на крышу, я и Алисия. Там было наше тайное убежище.
– На крыше?
Пол задумчиво смотрел на меня, словно что-то взвешивая, и принял наконец решение.
– Пошли, покажу! – наконец произнес он.
8
Дом стоял темной громадиной.
– Сюда. – Роуз указал на железную лестницу, прикрепленную к стене дома.
С трудом пробираясь по застывшим комьям грязи, как по гребням грязевых волн, мы подошли к лестнице. Первым полез Пол. С каждой минутой становилось прохладнее. Не знаю, стоило ли нам лезть на крышу, однако я упрямо последовал за Полом и схватился за нижнюю, ледяную и скользкую, ступеньку. По ней вилось какое-то растение – наверное, плющ.
Я пробирался ступенька за ступенькой. Когда наконец оказался наверху, пальцы онемели. В лицо хлестал ветер. Я осторожно шагнул на крышу. Пол смотрел на меня с озорной мальчишеской улыбкой. Нас окружала кромешная тьма, лишь на небе золотился тонкий серп луны. Роуз порывисто шагнул навстречу с очень странным выражением лица, и на секунду в моей голове мелькнула ужасающая мысль, что он сейчас меня столкнет! Я инстинктивно отшатнулся, однако Пол крепко схватил мою руку и потянул за собой, к центру крыши.
– Держитесь середины, а то свалитесь, – предупредил он.
Я молча кивнул, пытаясь отдышаться. Зря мы сюда полезли. Я совсем не чувствовал себя в безопасности рядом с Полом. И уже хотел предложить спуститься, когда тот вытащил сигареты и протянул одну мне. После некоторых колебаний я взял сигарету и, выудив из кармана трясущимися от холода пальцами зажигалку, долго прикуривал.
Минута прошла в полной тишине.
– Вот здесь мы и сидели, Алисия и я. Забирались сюда каждый день, – промолвил Пол.
– Сколько вам было?
– Мне, наверное, лет семь-восемь, ей – около десяти.
– Совсем малыши – и уже забирались на крышу?
– Нам казалось, что это нормально. Позднее, подростками, мы пили здесь пиво и курили.
Я постарался представить, как юная Алисия прячется на крыше от отца и деспотичной тетки. Но вскоре уединение нарушает двоюродный брат Пол. Он обожает Алисию, ходит за ней по пятам и докучает разговорами, не давая посидеть в тишине, наедине со своими мыслями.
– Отличное тайное место, – заметил я.
– Дядя Вернон не мог влезть на крышу. – Пол кивнул. – Крупный был мужчина, как и моя мама.
– Да я и сам едва осилил подъем, честно говоря. Руки скользят, да еще плющ постоянно цепляется…
– Не плющ, жасмин. Весной зацветет, аромат – словно флакон духов разлили! Забавно… – Пол замолк, погрузившись в счастливые воспоминания.
– Что забавно? – не удержался я.
– Да так… Воспоминания. В день, когда погибла Ева, вовсю цвел жасмин.
– В тот день вы с Алисией прятались тут вдвоем? – встрепенулся я.
– Да. Мама с дядей Верноном искали нас внизу. Они кричали: «Пол! Алисия!» Но мы сидели тихо. Прятались. А потом это и случилось…
Пол резким движением затушил сигарету и посмотрел на меня со странной улыбкой.
– Вот почему я привел вас сюда. Показать место преступления.
– Преступления?
Он молча ухмылялся.
– Какого преступления, Пол?
– Которое совершил дядя Вернон. Плохой был человек. Очень плохой.
– А нельзя ли поподробнее?
– Как раз тогда он это и сделал.
– Что сделал?
– Убил Алисию.
Я уставился на Пола, не в состоянии поверить своим ушам.
– Убил Алисию?! Ничего не понимаю…
Пол указал на землю:
– Дядя Вернон стоял внизу с мамой. Он сильно выпил. Мама пыталась увести дядю в дом, но тот все звал и звал Алисию. Очень разозлился. Прямо до бешенства.
– Потому что Алисия спряталась? Но ведь это маленький ребенок, у которого только что погибла мать!
– Дядя Вернон – тот еще ублюдок. Он любил только Еву. Вот почему и сказал это.
– Что сказал? – Я начинал терять терпение. – Ничего не понимаю. Что конкретно произошло?
– Вернон завыл, что он обожает Еву и не сможет без нее жить. «Ева, девочка моя бедная… Ну почему она ушла? Почему она? Лучше б умерла Алисия!» Вот что он выкрикнул.
Я ошарашенно уставился на Пола.
– «Лучше б умерла Алисия»? Ничего себе!
– Так он и сказал.
– И Алисия это слышала?
– Конечно! А потом шепнула мне: «Он убил меня. Папа только что убил меня». Никогда не забуду ее слов!
Я молча смотрел на Пола, не в силах вымолвить ни слова. Сразу несколько звоночков раздались у меня в голове – звенели, сливались и разлетались эхом. Вот то, что я так безуспешно искал все это время! Вот он, недостающий кусок мозаики. Открытие ждало меня на крыше в Кембридже.
* * *
Всю дорогу до Лондона я обдумывал последствия того, что услышал от Пола. Теперь понятно, почему «Алкеста» зацепила Алисию. Подобно Адмету, вынудившему супругу сойти в царство мертвых, Вернон Роуз мысленно подвел родную дочь к смерти. Но, в отличие от Адмета, который хоть немного любил Алкесту, Вернон испытывал к Алисии лишь ненависть. То, что он сделал, называется «психологическое детоубийство», и Алисия это поняла. «Он убил меня. Папа только что убил меня», – сказала Алисия.
Теперь у меня наконец-то появилась зацепка. Я мог с этим работать. Теперь я хоть что-то знал. Эмоциональные последствия психотравмы у детей и дальнейшие ее проявления в зрелом возрасте. Только представьте, каково маленькой девочке услышать от отца – самого близкого человека, от которого зависит ее выживание, – проклятие. Он пожелал ей смерти. Как страшно это должно быть для ребенка, как травмирующе! Чувство собственного достоинства жестоко растоптано! Возникает слишком сильная, неутихающая боль, с которой девочка не может совладать – и старается задавить ее, похоронить глубоко в себе. С годами связь с источником травмы теряется, разобщается с корнями, которые были первопричиной, и забывается совсем. Но однажды вся эта боль и гнев вырываются, как огонь из пасти дракона, и этот человек хватается за оружие. Причем злоба направляется не на отца, потому что он мертв и забыт и отомстить ему уже невозможно, – а на собственного мужа. Того, кто занял в ее жизни место отца. На того, кто искренне любил ее и спал с ней в одной постели. Разъяренная женщина стреляет мужу в голову пять раз, вряд ли отдавая себе отчет, почему это делает…