Слабость Виктории Бергман. Часть 2. Голодное пламя - Эрик Аксл Сунд

– О мертвых плохо не говорят, но она была настоящей дрянью, Фредрика. Это уже тогда было видно.

– В каком смысле? – Хуртиг наклонился вперед, упер локти в колени. – Почему она была дрянью?

Шарлотта Сильверберг покачала головой:

– В жизни не видела никого отвратительнее Фредрики. Не могу сказать, что я скорблю по ней. Скорее наоборот.

Шарлотта замолчала, но ее слова эхом звучали между свежеокрашенных стен.

«Что она за человек? – думала Жанетт. – Откуда в ней столько ненависти?»

Все трое молча обдумывали услышанное, однако Шарлотта нетерпеливо ерзала, и Жанетт осмотрелась в просторной гостиной.

Миллиметровый слой стокгольмской белизны прикрывал кровь ее мужа.

Жанетт стало трудно дышать и нестерпимо захотелось выйти отсюда.

По стеклам застучал дождь. Жанетт надеялась, что успеет добраться до дому прежде, чем Юхан ляжет спать.

Хуртиг кашлянул.

– Расскажите.

И Шарлотта Сильверберг рассказала о своих годах в Сигтуне. Жанетт и Хуртиг выслушали ее, не перебивая.

Жанетт оценила искренность Шарлотты, когда та не утаила даже фактов, невыгодных для себя. Она не стала скрывать, что была подручной Фредрики Грюневальд. Принимала участие в травле и учеников, и учителей.

Больше получаса слушали они Шарлотту. Наконец Жанетт наклонилась к своим записям:

– Подведем итоги. Вы помните Фредрику как человека склонного к интригам. Она заставляла вас, других, делать разные вещи против вашей воли. Вы и еще две девочки, Регина Седер и Генриетта Нордлунд, были ее ближайшими подругами. Верно?

– Ну можно и так выразиться. – Шарлотта кивнула.

– В один прекрасный день вы, три девочки, приняли участие в унизительном ритуале, так сказать, посвящения. Все это – по приказу Фредрики?

– Да.

Жанетт, внимательно изучавшая Шарлотту Сильверберг, заметила что-то вроде стыда. Этой женщине было стыдно.

– Помните, как звали девочек?

– Две бросили школу, так что я с ними так и не познакомилась.

– Ну а третья? Та, которая осталась?

– Ее я помню довольно хорошо. Она сделала вид, что ничего не случилось. Холодная как лед. Ходила по коридорам с гордым видом. После случившегося никто ничего ей не сделал. Я имею в виду – ректор был готов подать на нас заявление в полицию, так что все до единого поняли, что мы перешли границу. Мы оставили ту девочку в покое. – Шарлотта Сильверберг замолчала.

– Как звали девочку, которая осталась в школе? – Жанетт закрыла блокнот и приготовилась ехать наконец домой.

– Виктория Бергман, – произнесла Шарлотта Сильверберг.

Хуртиг охнул, словно ему заехали кулаком в промежность, а сама Жанетт почувствовала, как замерло сердце, и уронила блокнот на пол.

Ранним вечером Регина Седер вышла из генерального консульства и попросила водителя отвезти ее прямо в аэропорт. Тень небоскребов в центре города, тонированные стекла лимузина и кондиционер дали ей наконец ту прохладу, которой она жаждала с тех пор, как после ланча начала первую встречу. Жара стояла невыносимая, и Регина надеялась, что никто из дипломатов или членов правительства не заметил пятен пота на ее блузке. Отлучиться в туалет ей не удавалось до пяти часов – переговоры сильно затянулись.

Время здесь не уважают, подумала она. Облеченных властью женщин тоже, судя по тому, как вели себя с ней делегаты правительства. Даже министр иностранных дел, который в другое время бывал вежлив с ней, впал в общий пренебрежительный тон и даже громко фыркнул, когда Регина излагала детали вопроса.

Им прекрасно известно, что такое оскорбление. А вот понимать, что такое международное право, они не так готовы.

Регина выглянула в окно и вытянула ноги под переднее сиденье. Хотя она целые дни проводила в помещении, ее светлые полотняные брюки стали почти серыми из-за грязного воздуха.

Транспортный поток был плотным и шумным, как всегда, и Регина поняла, что дорога до аэропорта займет не меньше часа. Парижский самолет, который должен был доставить ее в Стокгольм, улетает в половине восьмого, регистрация – за час. Взглянув на часы, Регина поняла, что вряд ли успеет. Но ее может выручить дипломатический паспорт. В худшем случае задержат вылет. Такое уже случалось.

Гудок проехавшего совсем рядом грузовика вырвал ее из размышлений.

– À gauche![20]– крикнула она водителю, который как раз собирался повернуть на перекрестке не в ту сторону. Он круто свернул налево за секунду до того, как на светофоре загорелся красный свет.

Черт, подумала Регина. Он не успеет, хотя ездил по этой дороге раз сто, не меньше.

Через полчаса поток машин поредел, и шофер свернул на шоссе, которое через милю с небольшим должно привести ее к Слоновьим воротам – колонне из четырех стоящих на задних ногах белых каменных слонов, обозначающей въезд в международный аэропорт Абиджана.

Регина чувствовала себя совершенно выжатой.

Последняя неделя была сплошной катастрофой, но она, Регина, не опускала голову и держалась образцово. Методически продиралась сквозь горы бумаг, выдерживала ехидные шуточки курьеров и других подчиненных, короче говоря – дотерпела здесь еще один месяц. Теперь, когда она могла расслабиться, ее накрыла усталость, тяжелое одеяло тропической сонливости.

Пять лет…

Регина вздохнула. Пять лет с невыносимыми людьми, в отсутствие уважения и профессионализма, со всеобщей некомпетентностью и незамутненной глупостью. Не-ет, после Нового года заканчиваю, подумала она. Если все пойдет как надо, работа в Брюсселе – моя.

Машина остановилась на красный свет возле щита, рекламирующего импортную зубную пасту. Поток опять сгустился, и какое-то время они стояли, окруженные красными машинами такси.

Регина, зевая, рассматривала рекламный щит на другой стороне улицы – красный фон, улыбающаяся блондинка в розовом платье держит полосатый тюбик зубной пасты. Под рекламой какой-то мальчик поставил стол с тремя птичьими клетками, в руках у него хлопают крыльями два цыпленка, которых он упорно пытается продать прохожим.

Большая черная птица пролетела перед щитом и села на залитые светом перила, и в ту же минуту Регина почувствовала, как в кармане жакета завибрировал телефон.

Увидев на дисплее номер матери, она встревожилась.

Что-то случилось, инстинктивно подумала она.

Время как будто замерло.

Водитель включил радио. Новости на французском. Телефон у нее в руке, реклама с улыбающейся женщиной, мальчик, который продает цыплят. Все сложилось в картинку, которую она уже никогда не забудет.