Тёмные пути - Андрей Васильев

Впрочем, я пока не родитель, мне трудно о таких вещах объективно судить.

Второе – похоже, меня умыкнули как раз те самые неведомые товарищи, которые за мной следят из тени и на глаза не попадаются. Что-то такое совсем недавно мне Марфа говорила. Выходит, накаркала, ведьма такая. Умыкнули и куда-то везут, ибо мы находимся в машине, конкретно я – на заднем сидении. Кстати, хорошей машине, скорее всего внедорожнике, по звуку мотора слышно.

И третье – у меня все же есть шанс уцелеть, небольшой, но есть, и важно его не прозевать. Ясно, что эти черти собираются использовать меня по хранительскому назначению, и я даже готов пойти им навстречу. Не сразу, разумеется, чуть-чуть покочевряжусь, но в результате сделаю то, о чем они просят. А смысл идти на принцип? Здесь никакого убытка ни самолюбию моему, ни принципам не будет. Зато в случае исключительной несговорчивости мне могут, например, палец садовыми ножницами откусить или дрелью зубы посверлить. Мало ли хороших способов договориться с сильно принципиальным человеком существует.

Вопрос в другом. Само главное – захотят ли они меня после этого отпустить? Ситуация-то скользкая выходит. С одной стороны, я жертва, меня украли, с другой – еще и свидетель. Кто знает, что им надо отыскать, какие ценности? Может, такие, что меня проще после будет прикопать, чем просить держать язык за зубами.

И еще. Шлюндт не раз упоминал, что Хранители кладов – особы не то чтобы совсем уж неприкосновенные, но все же неким ночным законом защищенные. Как его там? Поконом. Уверен, что те, кто меня схомутал, про это в курсе. А может, и про то, с кем я дружбу вожу, тоже. Захотят ли они связываться сразу с двумя кланами вурдалаков, ковеном ведьм и сильно непростым старичком с Остоженки в разрезе того, что им после за беспредел могут обратку включить? Сдается мне, что нет. А если нет того, кто может пролить свет на темное дело похищения Хранителя, то и претензию предъявить не к кому. Так что по-любому выходит, что убить меня проще, чем отпустить. Или на цепи держать, так, чтобы не сбежал.

И тем не менее – в любой ситуации, какой был пиковой она ни казалась, есть выход, главное – не паниковать, не орать вслух или про себя о том, что все пропало и смерть уже смотрит в глаза. Да даже если и так, умереть ведь тоже можно по-всякому, мне так в детстве отец говорил. Можно как крысе в ловушке, а можно так, что и на том свете будет себя за что уважать. Мне второй вариант нравится больше. Хотя еще больше мне хочется жить.

– Чего молчишь, Хранитель? – осведомился у меня обладатель баса. – Скажи чего-нибудь. Все равно придется общаться, так или иначе. Поверь, играть в молчанку смысла нет.

– Да просто думаю, что сказать, – ответил ему я. – Банальность вроде «да вы знаете, с кем связались» или «вот я освобожусь – и вам мало не покажется» не хочется, а что-то другое в голову не идет. Нет, есть еще десяток не слишком парламентских выражений, но и их я в ход пока пускать не стану. Приберегу на потом.

– Разумно, – признал мой похититель. – Хотя я не удивлен. Мне рассказывали о том, что ты довольно неглупый человек, знающий себе цену, и это даже несмотря на то что спутался с Марфой и антикваром.

– А чем они так плохи? – осведомился я. – Ну да, эти двое любят держать фигу в кармане, и доверять на все сто им не стоит, но при правильном ведении дел с ними можно ладить. По крайней мере, мне это удается.

– Это ты так думаешь, – рассмеялся тот, кто сидел на переднем сидении автомобиля, его поддержал еще один человек, находившийся рядом с ним, а после к ним присоединился и третий, тот захохотал мне прямо в ухо. – Наивный! Они всегда играют только на одной стороне. На своей.

– Мы все всегда играем на своей стороне, – и не подумал замыкаться в себе я. – Кстати, если бы вы просто пришли и поговорили со мной, вместо того чтобы устраивать эти забавы с похищениями, так, может, я и с вами на одной стороне бы сыграл. А теперь все, теперь придется вам со мной как-то договариваться. И сразу – я жутко вредный и злопамятный, это так, для справки.

– Если умереть страшно, люто не захочешь, так все сделаешь, – сообщил мне тот, кто сидел рядом со мной, причем изо рта у него воняло жутко. Я так понял, что его лицо находится совсем рядом с моим. – Куда ты денешься!

– Например, на тот свет, – дружелюбно сообщил я ему и следом за этим вцепился зубами ему в нос. Скажем так – повезло. Думал, щека под укус попадет, а тут так удачно сложилось.

Вообще, конечно, противно, но вопли, которые раздались следом, полностью компенсировали мне моральный дискомфорт. Ох, как заорал обладатель вонючего дыхания!

Я же сдавливал челюсти все сильнее и сильнее, я уже начал ощущать, как под ними трещат хрящи, или что там в носу есть, но яркая вспышка в глаза и последовавшая за ней боль, увы, поневоле заставили меня разжать зубы.

Кто-то крепко приложил меня по голове. И очень умело.

– Тварь! – гундосо заорал тот, кто сидел рядом. – Я тебе глотку сам разорву, я твои кости сначала обглодаю, по всему лесу разнесу, так что никто не соберет! Падла, гниль болотная!

Почти каждое слово сопровождалось тычком под ребра, причем довольно болезненным, но я все равно был доволен тем, что случилось. Во-первых, это хоть маленькая, но победа. Во-вторых, я знаю, кто меня решил к себе на службу поставить.

Это оборотни. Я с ними ни разу не сталкивался, если не считать здоровяка в заведении Абрагима, но кое-что про это племя мне в разное время новые знакомые рассказывали, так что сомневаться не приходится.

Вот только не совсем понятно, зачем я им понадобился. Насколько я помнил, они не сибариты вроде вурдалаков или стяжатели, как Марфа или Шлюндт. Это дети лесов, предпочитающие простые радости жизни, не требующие серьезных капиталовложений.

Может, они надумали у государства заповедник какой выкупить и им теперь куча денег на приобретение и откаты нужна?

– А ну остановись! – приказал бас тому, кто меня сейчас избивал. – Не дай боги покалечишь его.

– Я подожду, – пробубнил укушенный. – Ничо, подожду.

– Согласен, – охнув от боли под ребрами, поддержал его я. – Та же фигня.

– Ты о чем, Хранитель? – заинтересовался их главный. Несомненно, обладатель баса таковым и являлся.

– Хочу вот эту вонючку убить, – пояснил я, морщась. – Ну, кости его глодать я не стану, по лесу бегать тоже, это ваш промысел, нам, людям, такие забавы ни к чему. Но вот что этот гнилофан сдохнет очень скоро – даже не сомневайтесь. Сам я ему глотку перережу или не сам – непринципиально, важен результат.

– Хм, – изрек главный, помолчал и продолжил: – С одной стороны, действительно не дурак, сообразил, кто мы есть. С другой – недоумок, который угрожает тем, кто его жизнь в кулаке держит.

– Кулак разожми, переложи мою жизнь в другое место, – попросил я его. – Просто кто знает, что ты в нем до того держал? Я пацан правильный, мне зашквар не нужен.

– Остер на язык! – уже недобро рокотнул бас. – Ладно, значит, дальше едем молча. А если ты меня не уважишь, то я тебе в рот платок затолкаю, ясно?