Рубин Рафаэля - Диана Хэгер

– Я должен ее увидеть.

– Она не принимает, – повторил слуга, не меняя выражения лица. Это был тот же самый страж, что остановил Рафаэля в дверях мастерской в тот памятный вечер.

– Я не гость. Я – Рафаэль.

– Я знаю, кто вы, синьор. В последнее время в этом доме никому этого не позволяют забыть.

Рафаэль оглянулся на свою свиту – учеников и нескольких разряженных в шелка и бархат дворян, старавшихся следовать за ним по римским улочкам, от виллы Киджи до Ватиканского дворца, чтобы погреться в лучах его славы. Этот обмен репликами, который они, конечно же, слышали, явно не делал ему чести.

– Либо ты проводишь меня к синьорине Биббиене, либо я пройду к ней сам, – отрезал Рафаэль. – Хочешь устроить сцену? Смотри, кардинал быстро об этом узнает.

Уловка сработала. Слуга развернулся и двинулся вверх по освещенным факелами каменным ступеням. Когда Рафаэль вошел в отделанную деревом спальню, Мария была еще в кровати – слушала лютню в окружении юных наперсниц. Струны перебирал юнец в двуцветном костюме одна половина зеленая, другая – золотая. Тщедушное тельце суженой Рафаэля было обложено несметным количеством золотых и синих бархатных подушечек и укутано мехами, толстый слой розовой пудры скрывал нездоровую бледность лица. В этой комнате, где царили сквозняки и веяло речной сыростью, ему стало ясно что Мария не цветет здоровьем и в обществе людей нуждается скорее для утешения, чем для фривольных развлечений.

Увидев вошедшего Рафаэля, Мария только кивнула. Музыка тут же смолкла, и все взгляды обратились на него, оценивающие, осуждающие.

– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – сказал Рафаэль.

– Не разделяю вашего желания, – холодно ответила она, глядя, как он приближается к изножью ее кровати, где спали, уютно свернувшись, два спаниеля.

– Вы предпочтете обсудить наше обручение в присутствии всех этих людей? – упрямо гнул свою линию Рафаэль, чуя, что непременно возьмет верх в их споре. Так было всегда. Только раньше это его не занимало. Пока он не увидел ее такой слабой и больной, такой уязвимой. Тем не менее он намеревался сделать то, что должно.

Мария нехотя кивнула, и все вышли. Все, кроме слуги, чье лицо носило столь неподобающее челядинцу выражение заботы, обострившее и без того резкие черты.

– Пора нам поговорить о том, что произошло в тот день, – начал Рафаэль, как только спальня опустела. Он подошел к той стороне кровати, где сидела его нареченная.

Мария закашлялась и не сразу смогла ответить.

– Одно дело научиться молча терпеть твои измены, – произнесла она наконец. Каждое слово давалось ей с болью. – Другое – обсуждать их с тобой.

– Какая может идти речь об изменах, Мария, если мы еще не венчаны?

– Мы обручены, – оборвала она его. – И ты прекрасно знаешь, что это, по сути, то же, как если бы мы обвенчались. Я так долго тебя ждала, Рафаэль, что предательство, как бы ты его ни называл, ранит сердце независимо от закона.

– Прости меня за то, что причинил тебе боль.

– Не могу. То, что я видела, останется со мной на всю жизнь. Как ты, голый, похотливо лапал ту девицу! Вас было не растащить, как собак во время случки!

– Она не просто девица, Мария. Я ее люблю.

Племянница кардинала закрыла лицо руками и заплакала. Впервые в жизни Рафаэль задался вопросом что бы он почувствовал, если бы его так же холодно предали. Ее слова отозвались эхом в душе, будто были его собственными. Что бы он чувствовал, если бы перед ним стояла Маргарита и с ее губ слетали те же признания?

– Я был невнимателен к тебе все эти годы, – нежно произнес он. – И ненавижу себя за то, что никогда не думал о твоих чувствах. Теперь же я просто ничего не могу с этим поделать.

Он потер рукой шею под волосами, а она по-прежнему не отвечала. Теперь, когда он вскрыл нарыв, лучше было договаривать до конца. Стараясь успокоиться, Рафаэль рассеянно осмотрелся. Красивая комната… Ковры с бахромой, роспись на потолочных балках, на ларях, огромная резная кровать. На прикроватном столике гребни слоновой кости и целая батарея кувшинов с серебряными крышками, от которых дурно пахнет.

– Мария, я собираюсь на ней жениться.

Только тогда она подняла на него глаза. Ее лицо блестело от слез.

– Ты женишься на мне. Так было решено, и так будет!

– Нет, – проговорил он очень тихо. – Я буду принадлежать только ей.

– Ты принадлежишь мне вот уже четыре года!

– Не весь. Во всяком случае, не сердцем. Оно принадлежит и будет принадлежать только ей.

Они помолчали. Им было неловко вместе, как совершенно чужим людям.

– Прошу тебя, верни мне свободу, – взмолился он наконец.

– Даже если я пойду на это, дядя никогда не согласится, – предупредила она. В ее голосе, который был чуть громче шепота, звучала обида. Рафаэль знал, что она права.

– Разве ты не можешь с ним поговорить.

– Нет, мне его не убедить. Дело уже не в том, что он считает тебя идеальным мужем для меня. Просто он ненавидит уступать.

– Что ж, он хотя бы не обманывается на мой счет, – вздохнул Рафаэль и нежно поцеловал ее в макушку. – Клянусь, Мария, я желаю тебе только счастья.

– Оно могло бы у меня быть с тобой.

– Я бы лишь разбил твое сердце. Ты заслуживаешь лучшей доли.

Когда он повернулся, чтобы уйти, она тихо промолвила ему вдогонку:

– Береги свою булочницу, Рафаэль. Дядюшку могут рассердить последние новости.

– Спасибо за предупреждение, – отозвался он, из последних сил заставив себя улыбнуться своей самой галантной улыбкой. Он вспомнил перемены, происшедшие в кардинале. Ему стало понятно выражение чистой ненависти в глазах Биббиены, символом которой, похоже, становилось рубиновое кольцо. Вокруг него разгорались нешуточные страсти.

В зале папского дворца шла работа над фреской «Битва при Остии». Водорастворимые пигменты, которые нанесли на влажную штукатурку, изменяли цвет нежелательным для Рафаэля образом, но Джулио, поставленный старшим, уже успел приказать младшим ученикам, чтобы готовили новые краски, в то время как остальные принялись заново накладывать штукатурку, чтобы переделать неудавшееся место.

– Я слышал о доме, который вы подарили синьорине Луги, – осторожно сказал Джулио Рафаэлю, который стоял позади него, уперев руки в бока. – Роскошный подарок.

– Я подарил бы ей целый мир, Джулио, если б мог.

– Значит, ей не нужно больше приходить в мастерскую, чтобы встретиться с вами?

– Нет.

– Как и в дом на Виа деи Коронари?

Рафаэль обернулся и внимательно посмотрел на юношу, которого уже считал своим наследником. Он изучал его лицо, нюансы выражения так, будто перед ним был натурщик.