Пробуждение - Тина М. Дженкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза Ната снова заметались по таблице:
— МНЯ… УДАРИЛИ… ПО… ГОЛОВЕ?
Врачи быстро переглянулись.
— Нет, но… То есть не совсем. Вот что, Нат, я обязательно отвечу на все твои вопросы, но сначала я сам хочу тебя кое о чем спросить. Как ты думаешь, какой сейчас год?
Нат озадаченно посмотрел на Гарта. Он никак не мог вспомнить год. Потом на экране появилось:
— 2006.
— Где ты живешь?
— В ВЕНИСЕ.
— А где работаешь?
— БЕВ… ХИЛЛС.
— Сколько тебе лет, Нат?
Нат поискал в таблице нужные цифры:
— 37.
— У тебя есть дети?
— НЕТ!!!
Нат начинал терять терпение. Он навел красную точку на «Г» и держал так долго, словно хотел прожечь в экране дыру. Потом двинулся на одну букву вправо — и еще на одну, торопливо набирая новый вопрос.
— ГГГГГДЕ… ЖЕНА? — получилось у него.
Теперь он был не только взволнован, но и сердит, однако не настолько, чтобы не заметить странного выражения на лицах обоих врачей.
— Видишь ли, Нат, — начал Гарт Баннерман, — то, что с тобой произошло, не совсем обычно. Я бы даже назвал это из ряда вон выходящим событием…
Нат закрыл глаза. Он терпеть не мог эти ритуальные танцы вокруг истины. «Боюсь, у меня для вас не слишком хорошие новости…», «К сожалению, улучшение было только кажущимся…», «Мне очень жаль, но…» и так далее. Все это он уже слышал много раз. Черт побери, он и сам часто говорил подобное!
— Для тебя сегодня большой день, Нат. Ты даже не подозреваешь, насколько большой. К сожалению, твоей жены нет рядом с тобой.
«Большой день? — удивился Нат. — Почему?!» Он ничего не понял, однако от него не укрылось, как Гарт бросил на Персис и Карен быстрый взгляд, словно ища у них поддержки. Это заняло у него не больше секунды, но Нат понял, что сейчас последует пространная речь, где лжи наверняка будет больше, чем правды.
— Короче говоря, Нат, ты — живой феномен. То, что ты дышишь, разговариваешь, ходишь, — это самое настоящее чудо, иного слова не подберешь. Теперь я постараюсь все тебе объяснить, а ты постарайся мне поверить. Сейчас у нас 2070 год. Твоя голова была заморожена или, говоря по-научному, подвергнута глубокой гибернации, больше пятидесяти лет назад. Ты спросишь — почему только голова? Насколько нам известно, тебя застрелили. Очевидно, твои внутренние органы серьезно пострадали, но голову твоя жена сумела сохранить…
Тут Нат почувствовал, как на шее под повязкой надулась и запульсировала вена.
— …Я понимаю, это звучит невероятно, но ты оставался в состоянии так называемой «приостановленной жизни» шестьдесят с лишним лет, пока нам не удалось разработать безопасный способ вывести тебя из криостаза.
Нат снова принялся водить по экрану красной точкой:
— ЧТО… С МЭРИ?
— Мне очень жаль, Нат, но твоя жена умерла много лет назад.
Нат почувствовал, как сводит судорогой мышцы лица. Прыгая через буквы, он лихорадочно писал:
— ЧТО ЗА ИДИТСКЯ ШТКА?!!
— Это не шутка, Нат. К сожалению…
— Я… НЕ ХЧУ… ЗДЕСЬ. ВЫПУТИТЕ МНЯ ОТ-СДА!
— Я понимаю, тебе сейчас очень нелегко, — начал Гарт, но…
Взгляд Ната снова заскользил по «Абаку»:
— ВЫПУСТИТЕМНЯ!!!
Никто ему не ответил. Они молчали и смотрели на него, и Нат машинально ощупал шрам на груди.
— Этот шов остался от операции, которую нам пришлось проделать над твоим донорским телом, — специально для Ната Гарт говорил медленно, четко выговаривая каждое слово. — За последние полтора-два десятка лет нам удалось разработать специальную технологию с применением нанокомпьютеров, с помощью которой мы могли надеяться оживить тебя. Теперь с телом можно проделывать удивительные вещи, Нат! Мы научились выращивать новые органы из горстки клеток и лечить изношенные или больные сердца без трансплантации и аппаратов искусственного кровообращения. Мы умеем восстанавливать кожу, костную ткань, сосуды. Теперь мы можем устранять даже серьезные повреждения мозга и предотвращать десятки опаснейших болезней с помощью генной инженерии. Мы даже победили рак! Можешь себе это представить?! Все сто с лишним разновидностей рака теперь поддаются успешному лечению!
Гарт понимал, что, быть может, он слишком увлекается подробностями, однако ему хотелось показать Нату, что не все плохо в мире, в котором он проснулся. Что ему есть ради чего жить.
— Можно даже сказать, что тебе повезло. Ты чудесным образом перенесся в удивительное будущее и можешь увидеть его своими собственными глазами.
Но Нат ничего не мог увидеть. Из его глаз потекли слезы, и полупрозрачный экран электронных очков запотел. Заметив это, Карен сняла с него очки, протерла стекла и вернула на место. Теперь Нат увидел, что и в ее глазах блестят слезы. Гарт тоже выглядел взволнованным, и только холодное и прекрасное лицо Персис Бандельер не выражало никаких эмоций.
Взяв себя в руки, Нат снова начал писать:
— ЕСТЬ ЛИ… ДРУГИЕ?
— Нет. Ты — первый. Откровенно сказать, для нас твое пробуждение было приятным сюрпризом, и… Словом, мы все очень рады.
Нат поднял руку, повертел перед глазами и снова уронил.
— ЧЬЕ… ТЕЛО?
— Твой донор погиб в дорожной аварии.
Нат снова обратился к Абаку:
— ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА.
Карен взяла его руку в свою и слегка сжала.
— Пойду принесу тебе что-нибудь успокоительное, — сказала она. — Вот увидишь, тебе сразу станет легче.
И она покосилась на Гарта, который чуть заметно кивнул. Нат повернулся лицом к стене, и врач поднялся.
— Мне очень жаль, что Мэри не дожила… — снова сказал Гарт и осторожно положил руку Нату на плечо, но он не отреагировал. Он никого не хотел видеть. Особенно этих троих. Нат никак не мог поверить, что все, что они ему рассказали, — правда.
34
Когда Нат очнулся от тяжелого, навеянного лекарством сна, ему в голову пришло слово «муторный». Он понимал, что отчаяние притаилось где-то рядом и что оно обязательно вернется, но пока у него просто плохо и муторно на душе, как после пьянки.
Вторник. Абак. Мэри. Не дожила.
Интересно, о каком вторнике идет речь? О том, который был недавно, или о каком-то другом? Как Нат ни старался, ему никак не удавалось вспомнить, когда же именно он узнал правду — вчера или несколько недель назад? Казалось, время обрело способность сжиматься и растягиваться. Был день, и была ночь… Но какой день? Что за ночь? Он не знал. Нат помнил только, что ему сделали операцию на гортани, и он обрел голос. Правда, это неразборчивое сиплое карканье еще нельзя назвать голосом, но по крайней мере теперь он мог издавать какие-то звуки.