Пепел стихий - Элис Клер

Это был хороший вопрос. Сосредоточенно нахмурившись, Жосс ответил:

— Знаете, я едва ли назвал бы это… безделушками…

И снова она перебила.

— Как вы можете?! — закричала она. Ее тонкие руки сплелись в порыве отчаяния. — Тело моего мужа еще не остыло, а вы здесь стоите и обвиняете его в преступлении, больше подходящем для простолюдинов, чем для прекрасного благородного юноши, каким он был!

Жосс склонил голову.

«Несчастная женщина, — подумал рыцарь, — она потрясена. Ужасное событие этого утра все еще довлеет над ней. И вот появляюсь я с моими мелкими обвинениями, думая о деле, которое для любого, кроме меня, должно показаться просто чепухой в сравнении с горем».

Почувствовав себя виноватым, Жосс поднял глаза и проговорил:

— Леди, простите меня. Мои замечания неуместны. Это дело может подождать до тех пор, пока… — Нет. Он не должен даже говорить об этом. Вложив в голос всю искренность, на которую был способен, он мягко продолжил: — Петронилла, я приехал, чтобы помочь вам. Скажите мне, если вам угодно, что я могу сделать?

Она пристально смотрела на него. Через открытую дверь на женщину падал свет, и рыцарь мог ясно рассмотреть ее лицо. Гневное, оскорбленное выражение медленно менялось, и в какой-то миг она вдруг превратилась в гордую и высокомерную знатную леди, которая с достоинством несет свою боль.

— Благодарю вас, сэр рыцарь, — отвечала она. — Здесь есть дела, с которыми я должна справиться, и решения, которые нужно будет принять…

Ее голос стал прерываться, и, наконец, Петронилла умолкла. Ее взгляд, словно влекомый необоримой силой, вернулся к телу Тобиаса. Тихо всхлипнув, она опустилась на колени, пышные юбки большими складками легли вокруг нее. Нежно прикоснувшись, словно мать к лицу спящего ребенка, она погладила густые волосы над поврежденным лбом.

— Он мертв, — прошептала она. — Мертв.

Затем, ниже склонившись над трупом, начала рыдать.

Какое-то время Жосс слушал эти разрывающие сердце звуки, затем, приблизившись к Петронилле, крепко взял ее за плечи и поднял на ноги.

— Леди, вы должны быть мужественны, — сказал он. — Давайте присядем здесь. Может, послать за каким-нибудь укрепляющим напитком, который дал бы вам силы справиться со всем, что придется вынести?

Она позволила рыцарю увести ее на несколько шагов от того места, где лежал Тобиас. Потом, обернувшись, пробормотала:

— Я не хочу покидать его.

— Вам не нужно этого делать, леди, — ответил Жосс, — мы останемся поблизости и…

Словно не слыша его, Петронилла сказала:

— Он не может покинуть меня сейчас. Он должен оставаться здесь, в моей зале, а я все время буду находиться в его веселой компании.

Ужас охватил Жосса — пугающее ощущение, что неожиданно он прикоснулся к безумию.

— О нем должны позаботиться, Петронилла, — мягко возразил Жосс. — Он не может оставаться здесь долго. Это не… — Рыцарь искал подходящее, более выразительное слово, но вскоре бросил поиски и вяло закончил: — Это не годится.

Петронилла все еще смотрела на Тобиаса и вдруг тихонько запела. Бледная улыбка осветила ее лицо.

— Пойдемте, мы подумаем вместе, где он должен быть похоронен, — быстро заговорил рыцарь. — Где-нибудь поблизости, как вы думаете? Чтобы вы могли часто бывать там и вспоминать ваши счастливые времена. Или…

Внезапно она замолкла и стремительно обернулась. Теперь все ее внимание было сосредоточено на Жоссе.

— Счастливые времена? — повторила Петронилла. Ее лицо выдавало какую-то яростную внутреннюю борьбу: она начала говорить, затем остановилась. Но когда неведомое чувство вновь обожгло ее, слова, которые она старалась удержать, полились потоком: — В этом доме была боль! — воскликнула она. — Я говорила вам это! — приблизив свое лицо к рыцарю, она продолжала: — Вы сказали, что знаете: мой муж посещал Великий лес, и вы спрашивали меня, почему. Вы хотите знать? Хотите?! — выпалила она. — Что ж, сэр рыцарь, вы узнаете! Я скажу вам, что он делал в лесу.

Она остановилась, внезапно сделав глубокий резкий вдох. Словно собираясь с силами, на несколько секунд закрыла глаза и соединила руки на груди, как будто в беззвучной молитве.

Затем абсолютно спокойно продолжала:

— Он был с женщиной. Юной и страстной женщиной, чья мягкая плоть уступила его нежным ласкам, чье влажное тело тянулось навстречу ему, чьи полные губы целовали его жаждущие уста… — Горестное рыдание вырвалось у нее, пошатнув хрупкое спокойствие. Она продолжала, перейдя на шепот: — Прекрасная женщина, способная дать ему ту страсть, которую он не получал от меня.

Жосс был потрясен до глубины души. Неужели она была права? Могла ли она знать наверняка? Он спросил:

— Как вы можете быть так уверены?

Ее лицо приняло лукавое выражение.

— Вы забыли, — ответила она. — Вы спрашивали меня, продолжаю ли я следить за ним, и я сказала…

— Вы сказали, что иногда, — закончил Жосс за нее.

Боже мой! Бедная, несчастная душа! Неужели все это время она знала, что муж ей изменяет? Неужели предубеждение Жосса, заранее решившего, что Тобиас был в одной связке с Хаммом Робинсоном, заставило неверно истолковать ее слова? Поверить, что она считала своего мужа вором, когда на самом деле единственное преступление этого красивого и привлекательного юноши в том, что он был не в состоянии устоять против прелестного личика?

«Я заблуждался, — подумал Жосс, и чувство вины вновь захлестнуло его. — И лишь из-за того, что я заблуждался, этот человек лежит мертвый в своем собственном доме. — Он бросил быстрый взгляд на Петрониллу. — Если бы я догадался раньше, — ругал он себя, — тогда, быть может, я поговорил бы с Тобиасом, убедил его в безрассудстве его поведения. Сказал бы ему, что нужно разорвать любовные цепи, которые держат его, и быть честным с женой. Верным своему обещанию. Но я этого не сделал».

Жосс обратился к Петронилле, хотя едва ли его вопрос был уместен:

— С кем же он встречался в лесу?

Петронилла выглядела удивленной.

— Вы спрашиваете меня, сэр рыцарь? При всей вашей сообразительности вы не выяснили этого?

Он покачал головой.

— Нет.

Слабая улыбка на мгновение изогнула ее тонкие губы.

— Я говорила вам — разве нет? — что Тобиаса воспитывала старая тетка?

— Да.

— Так вот. Эта тетка жила убогой жизнью скаредной старухи, единственным бриллиантом, сиявшим в ее доме, была служанка. Бриллиантом, который и сама она наверняка ценила. Девушка была юной и жизнерадостной, она обычно пела, когда выполняла свою работу, даже несмотря на то, что ее труд от рассвета до заката был тяжел, а старуха скупа на похвалу; любой мог бы подумать, что у юной служанки немного причин для песен. — Еще один вздох. — Естественно, Тобиасу она казалась неотразимой, а он был таким же для нее. Они влюбились друг в друга и стали любовниками. Прошло время, тетка заболела и, возможно, в неком порыве раскаяния за свои недобрые дела решила совершить паломничество за святой водой. Девушка привезла ее в аббатство Хокенли, где, когда Господу было угодно, Он забрал старуху к себе. — Еще одна мимолетная улыбка. — Разумеется, каждый был рад распрощаться с ней; и если даже у какой-нибудь милосердной души были добрые мысли о старухе, они упорхнули прочь через окно, как только зачитали ее завещание. Она не оставила Тобиасу ни гроша, как и другим, ухаживавшим за ней. Она оставила все свое состояние этому проклятому аббатству.