Маска юности - Анна Розен

– Значит, ты не против, если я останусь в этом старье? – голос Оливера вырвал меня из воспоминаний. Я тряхнула головой, отгоняя странные мысли.

Нет, Саманта, ты не влюбилась. Это всё грусть, дождь и осень. И окружающие тебя мужчины тут ни при чём. Виноваты твои гормоны и внезапный холодный ветер за окном. Успокойся!

– Это ваш дом, – пожала я плечами. – Одевайтесь, как вам хочется! А вы чай будете?

Дождавшись его кивка, я отправилась к плите. Но увидела открытую шоколадку на столе, и задумчиво спросила:

– А у вас есть молоко?

– Есть.

– Хотите горячий шоколад? – я отвлеклась от шоколадки и посмотрела на мужчину. Ах, эти светло-зелёные глаза! От их пристального взгляда что-то непонятное шевелится внутри. Хотя почему непонятное? Желание, что же ещё. Пока ещё абстрактное желание быть ближе. Коснуться кожи. Ощутить колючки щетины подушечками пальцев…

Боже, Саманта, да что с тобой творится! Я же пью таблетки, почему у меня все ещё шалят гормоны! Надо срочно отвлечься.

– Горячий шоколад, говоришь? А почему бы и нет! – весело ответил Оливер. – У нас и зефирки есть. Можно даже камин разжечь, если хочешь. Чтобы прочувствовать внезапно наступившую в Калифорнии осень на все сто процентов.

– Это звучит чересчур приторно и романтично даже для меня, семнадцатилетней девчонки. От вас я такого не ожидала, – покачала я головой. – Но шоколад я всё-таки сварю.

А через каких-то двадцать минут мы всё же оказались в гостиной у камина. Оливер зажёг его даже несмотря на моё презрительное фырканье. Честно говоря, я изображала ершистого подростка недолго. За окном раздались первые раскаты грома, забарабанил по окнам дождь, и тёплое пламя пришлось как нельзя кстати.

Я устроилась на пушистом ковре и протянула руки к огню. Я всегда мечтала о дровяном камине, считала его единственно настоящим. Этот же был газовым. Но он грел, и сейчас мне этого было достаточно.

Рядом со мной на пол уселся Оливер.

– У вас в Нью-Йорке был камин?

– Был. Декоративный. Маме нравится камин, как украшение интерьера, но она ужасно боится открытого огня. Пожар и всё такое. Наверное, поэтому она и не готовит толком. А я вот не боюсь. И с плитой, наверное, поэтому дружу.

– Кажется, у тебя интересная мама. И такая молодая…

Ой-ой! Честно говоря, я не думала, что Оливер захочет обсудить со мной мою маму и меня. Совсем ты, Саманта, расслабилась. Тебе даже ответить на это нечего. Не подготовилась ты, девочка, не подготовилась!

– Это многие говорят, – усмехнулась я. – Хороший уход творит чудеса!

– Не сомневаюсь, – улыбнулся мужчина. – Если не секрет, сколько ей лет?

– Мистер Мёрфи, а вы в курсе, что задавать такие вопросы женщине неприлично? – я строго на него посмотрела. Но увидев его виноватое лицо, рассмеялась. – Тридцать пять. Все так удивляются, когда узнают об этом. Зато я уж точно знаю, к чему приводят ранние браки и ранние дети.

– И к чему же?

– К тому, что твои одноклассники будут говорить: «У тебя такая горячая мамочка, Баркер! Я б ей вдул!» Фу! – сморщилась я. – Но со временем ко всему привыкаешь.

– У твоей мамы очень знакомое лицо. Мы не могли встречаться раньше? – Оливер очень хотел выведать что-то о моей семье и поэтому решил зайти с другой стороны.

– Наверное, только если вы делали дизайнерский ремонт. Или учились в Гарварде.

– Учился, – кивнул он. А я выругалась про себя. Придумывать на ходу детали жизни несуществующей матери оказалось не так просто, как я думала.

– В школе дизайна?

– Нет, конечно. И она старше меня. Она уже выпустилась к моменту моего поступления. Значит, точно не университет. Ладно. Может быть, и не встречались. А чем занимается твой отец?

– Он архитектор, – ответила я, внутренне грустно вздохнув. Оливер не отстанет. Будет задавать тысячу и один невинный вопрос, которые часто возникают у взрослых к друзьям их детей. И по крупицам пытаться наскрести ответ на вопрос, почему я так напоминаю его старую знакомую. Собственно, именно так он и поступил.

– У тебя отличная семья, Саманта, – подвёл итог своему допросу мужчина. – Мне вот с дружной семьёй не слишком повезло.

– Правда? – Я искренне удивилась. В моей памяти о его проблемах с родителями ничего не сохранилось.

– Знаешь, по прошествии лет ты на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. После школы ты уезжаешь в колледж, отрываешься от семьи, и порой понимаешь, что люди, с которыми ты много лет жил в одном доме на самом деле не родные. Просто родственники по крови. У вас нет общих интересов, вам скучно и тягостно общество друг друга. Родители тобой недовольны, братья и сёстры не понимают. Со стороны у вас прекрасная семья: все здоровы, обеспечены, устроены. Что же ещё надо? Человеческого тепла – вот чего. Абсолютной любви. Когда тебя родители любят не за то, какие оценки ты получаешь или сколько наград присудили твоему проекту. Тебя любят просто за то, что ты есть. Вот что важно. Увы, в нашей семье это понимают не всё. И Джуди в том числе. Надеюсь, ей хватит ума не оттолкнуть Райана так, как это сделала наша мама со мной.

Он замолчал и хмуро смотрел на огонь. Видимо, не у одной Саманты Коул за плечами сложное детство. Но у меня была мама – спасительная соломинка, которая не позволяла забывать, что меня всё же любят. А Оливеру не так повезло. И он прав, его сестра совершает ровно те же ошибки. Она идеальная мать идеального сына. Всё остальное не имеет никакого значения. Даже если эта идеальность портит жизнь её ребёнку.

Пауза затягивалась. А я не знала, как должна себя вести. Что может сделать ребёнок, после такого признания взрослого?

– У папы большая семья, – тихо начала я. – Он не первый, долгожданный, и не последний, самый любимый. Он просто средний. Третий сын. И ему недоставало любви. Я долгое время не понимала, почему он так говорил. Ведь его мама всегда была моей любимой бабушкой. Ласковой, заботливой. Но теперь я понимаю папу лучше. Он ничем особо не выделялся в детстве на фоне своих братьев. И видимо, поэтому у родителей никогда не хватало на него времени и любви. А я была единственной девочкой среди внуков. Похоже, я заслужила бабушкино внимание своей уникальностью. Но у этой истории, на самом деле, хороший конец. Папа сделал выводы и любит меня так сильно, как только может. Все мои рисунки – в альбоме, посещал все мои концерты, дарил кучу подарков, миллион раз ради меня смотрел «Семейку Аддамс». Я ужасно её любила, но боялась смотреть одна. Порой его любви было даже слишком много для меня одной. Я брыкалась, ершилась. Глупая! Но чтобы понять это, мне потребовалось увидеть папу на больничной койке. Знаете, очень отрезвляет!

Легко догадаться, что в моём рассказе можно заменить пару переменных и получить жизнь моей мамы. Стоило мне начать вспоминать о ней, и словесный поток было не остановить. Я так давно её не видела. И так соскучилась!