Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви - Наталия Николаевна Сотникова

дальнее родство как с династиями Валуа, так и Бурбонов, ее ответвления в Европе получили титулы принцев и были представлены при дворе принцем де Субизом, другом короля, и супружеской четой принцев де Гимене. Принц Луи был младшим в семье, и по традиции ему была предназначена стезя служителя церкви. Он обладал представительной внешностью и прекрасными манерами, хорошо подвешенным языком и остроумием, короче говоря, всем, чтобы блистать в обществе. Воспитанный в роскоши и достатке, он приобрел привычки вельможи, обожал пышность и не имел привычки считать деньги, которые буквально текли у него сквозь пальцы. Он скучал в Страсбурге, где ему предстояло со временем занять место епископа, обязанности которого в настоящее время исполнял его дядя. Это место было наследственным, вместе с титулом курфюрста Священной Римской империи германской нации, поскольку ранее Страсбург находился на территории Германии. Однако принц Луи считал себя предназначенным для более высокой сферы деятельности и пожелал стать послом в Вене, хотя эта задача явно превосходила его весьма средние способности.

Принц прибыл в Вену в 1772 году во главе пышной свиты и начал вести образ жизни на широкую ногу. Он сменил сутану на роскошные туалеты, стал завсегдатаем всех балов и маскарадов, устраивал чрезвычайно популярные ужины, за которыми следовали игры, концерты или танцы, и проявил себя записным юбочником, кружа голову всем женщинам без разбора и не отказывая им в своей благосклонности. По мнению императрицы Марии-Терезии, его кричащее расточительство, зубоскальство и распущенность натуральным образом развращали венское общество.

Это сводило практически на нет ее усилия по борьбе с роскошью туалетов столичных дам и поощрение мастеров на создание ремесел[65], которых ранее в Австрии не существовало. Таким образом, они могли дешевле производить продукцию, которую знать прежде была вынуждена завозить из-за границы, тратя на это огромные деньги. К тому же де Роган был несдержан на язык, не упускал случая пройтись по адресу самой Марии-Терезии, а также дофины, обвиняя ее в кокетстве и неумении прислушаться к советам дельных людей. Короче говоря, Мария-Терезия возненавидела посла самой черной ненавистью и настроила против него соответствующим образом свою дочь. Однако она не осмелилась потребовать его отзыва, пока был жив Людовик ХV, но добилась своего, когда королевой стала Мария-Антуанетта. Но императрица не оставляла попыток отравлять ему жизнь и по его возвращении на родину, о чем свидетельствует ее возмущенное письмо:

«Сие есть жестокий враг, как для вас, так и по своим принципам, каковые суть самые извращенные. Под своими любезными, предупредительными, непринужденными манерами он натворил много вреда здесь, а теперь я должна зрить его подле короля и вас! Он не сделает чести даже должности епископа Страсбурга».

Но Мария-Антуанетта не могла помешать тому, чтобы де Роган занял место высшего духовного лица при особе короля, поскольку Людовик ХVI не мог отказать ходатайству знатной родни ненавистного принца. Таким образом, де Роган. проводил церковные службы в Версале на всех больших праздниках и крестил монарших детей. Поведение королевы было подобно тому, какое она выказывала в отношении мадам Дюбарри: лицо, застывшее подобно маске, и ни единого слова, адресованного де Рогану после возвращения во Францию.

Мария-Антуанетта оставляла без ответа все его просьбы об аудиенции, и одно упоминание его имени приводило ее в бешенство. Она строго-настрого запретила мужу поддерживать выдвижение его кандидатуры на возведение в ранг кардинала. Однако у Рогана было много знатной родни в Европе, и он все-таки получил красную кардинальскую шапку, так сказать, по квоте, выделенной для Польши. Так что эта история королевской ненависти давно стала всеобщим достоянием, и не было ничего удивительного в том, что о ней прознала Жанна де Ламотт, ловкая особа, выдававшая себя за графиню и проживавшая на широкую ногу в особнячке неподалеку от дворца де Рогана.

Авантюристка королевских кровей

Трудно сказать, была ли она прирожденной интриганкой, либо таковой ее сделала жизнь, которая никак не баловала бедняжку. Жанна родилась в провинции дочерью барона Жака де Сен-Реми (1717–1762), обнищавшего потомка графа Анри де Сен-Реми, побочного сына короля Генриха II Валуа и аристократки Николь де Савиньи. Родители оставили Жаку жалкое поместье, не приносившее никакого дохода, и несколько старинных грамот, подтверждавших его высокое происхождение. Женился он на служанке, которая нарожала ему шестерых детей, из них выжили трое: сын Жак и две дочери, Жанна (1756–1791) и Марианна. Дети росли в нищете, пасли коров, бегали босиком, питались кое-как и не знали грамоты.

В конце концов, сильно пьющий барон скончался, когда Жанне было всего шесть лет, и местный священник, движимый самым искренним христианским человеколюбием, взялся устраивать судьбы сироток. Ему удалось разжалобить маркизу Буланвилье, которая, привязавшись к обездоленным малюткам, деятельно принялась вытаскивать их из беспробудной нищеты. Когда происхождение детей было подтверждено в геральдической службе Версаля, им выделили небольшие пенсии, брата устроили в военную академию, а сестер отдали в пансион с целью дальнейшего поступления их в монастырь — бесприданницам на замужество рассчитывать не приходилось. Однако Жанна явно не ощущала в себе призвания к судьбе христовой невесты, и после первоначального приобщения к монастырской жизни вскоре сбежала из обители, прихватив с собой Марианну.

Сестры возвратились в родные места, где их взяла под опеку семья Сюрмон из разряда мелкопоместных дворян. В 1784 году Жанна вышла замуж за племянника своих покровителей, жандармского офицера Николя де Ламотта, совершенно непритязательного, но весьма привлекательного молодого человека. Всем было ясно, что это — вынужденный брак, ибо Жанна через месяц после свадьбы родила двойню, которая прожила всего несколько дней. Злые языки утверждали, что этим браком невеста была вынуждена прикрыть свои похождения на стороне, ибо отцом детей был совершенно другой человек. Молва приписывала отцовство не более и не менее как совершавшему таинство венчания епископу.

После замужества Жанна, привлекательная брюнетка с голубыми глазами, стройной фигуркой и обворожительной улыбкой, продолжала пленять мужчин и вовсе не собиралась хранить преданность мужу, который равным образом не отказывался от удовольствий на стороне. Жалованья Николя де Ламотта было явно недостаточно для того образа жизни, на который она претендовала, и Жанна завела роман с его начальником, маркизом д’Отишаном. Эта связь наделала столько шума, что Николя пришлось подать в отставку. Оставаться после подобного скандала в глубокой провинции, где все знали все обо всех, было смерти подобно. Естественно, супруги уехали туда, где на их прошлое никто не будет обращать внимания: в