Алиенист - Калеб Карр

Остальные мальчики, работавшие в «Золотом Правиле», не сообщили ничего такого, что противоречило бы их мадам. Стоя в узком коридоре и опрашивая по одному свыше дюжины раскрашенных подростков, по очереди выходивших из своих «номеров» (и принужденные все это время слушать непристойные похрюкивания, стенания и уверения в низменных страстях, доносившиеся оттуда), мы с Маркусом раз за разом получали портрет Али ибн-Гази, лишенный каких-либо яростных или же буйных черт. Это заставляло задуматься, но размышлять нам было некогда: последние лучи солнца уже гасли, а нам следовало осмотреть здание снаружи. Когда бывшую комнату Али, выходившую в переулок на задворках, для нас освободили двое вороватого вида субъектов и изможденный мальчик, мы сразу нырнули в ее влажное тепло, напитанное запахом пота, чтобы проверить гипотезу Маркуса о том, как перемещается убийца.

Здесь мы наконец обнаружили то, что искали: грязное оконце, которое можно открыть, а над ним до самой крыши – четыре этажа глухой кирпичной стены. Нам следовало осмотреть ее, пока солнце не зашло окончательно. Выходя из крохотных апартаментов, я, тем не менее, помедлил, чтобы уточнить у неангажированного в тот момент отрока в соседнем «номере», когда Али покинул заведение в ночь своей смерти. Отрок нахмурился, озадаченно уставившись в дешевую плитку полуразложившегося зеркала.

– Будь я проклят, вот так штука! – ответил он пропитым голосом, как-то не вязавшимся с юными устами. – Кабы не спросили, и не вспомнила бы. Я вообще не помню, чтоб она куда-то ходила. – Он отвел руку с зеркальцем подальше, не прерывая своего занятия. – Но я, возможно, была занята. В выходные тут всегда битком. Должно быть, ее заметили другие девочки.

Но тот же вопрос, заданный по пути к выходу еще паре накрашенных лиц, остался без ответа. Становилось очевидно, что Али покинул дом терпимости через окно своей комнаты и был спущен вниз но задней стене здания. Мы с Маркусом выбежали наружу, заскочили в парадное и через крохотный вестибюль достигли облюбованной крысами непроглядно темной лестницы, с которой заляпанная гудроном дверь вела на крышу. Спешка диктовалась не только умирающим закатом: мы оба знали, что идем по следу убийцы гораздо точнее, нежели когда-либо прежде. Нас переполняли ужас и восторг.

Крыша походила на прочие крыши Нью-Йорка: там и сям торчали дымоходы, белели пятна птичьего помета, громоздились строительные времянки, а пустые бутылки и окурки говорили, что место это посещается людьми. (Промозглая весна еще не полностью вступила в свои права, и следов постоянного проживания – стульев, столов, гамаков, которые в изобилии явятся летом, – мы не увидели.) Маркус, будто охотничий пес, немедленно устремился к покатому краю и, невзирая на высоту, заглянул в переулок под ногами. Затем снял пальто, расстелил его и улегся, свесив голову за край. Лицо его сразу же озарила широкая улыбка.

– Те же отметины, – сказал он, не поворачиваясь. – Все совпадает. А тут… – Он прищурился и взял что-то с ничем не примечательного пятна гудрона. – Веревочные волокна, – объяснил он. – Судя по всему, он закрепил трос вон на том дымоходе. – Проследив за направлением его пальца, я обернулся к приземистой кирпичной трубе ближе к фронтону здания. – Веревка длинная. Плюс остальное снаряжение. Ему бы потребовалась сумка. Когда будем опрашивать публику, надо будет не забыть.

Глядя на совершенно одинаковые крыши квартала, я заметил:

– Вот только он наверняка пришел сюда не по этой лестнице. Он гораздо умнее.

– И знает, как перемещаться по крышам, – подхватил Маркус, поднимаясь на ноги и отряхивая пальто, в карман которого он сунул найденные волокна. – Я полагаю, теперь мы можем смело утверждать: на крышах он провел немало времени. Вероятно, он на них работает. Я кивнул:

– Ив таком случае для него не составило труда прикинуть, какой дом в квартале безлюднее, и подняться на крышу по его лестнице.

– Или пренебречь лестницами как таковыми, – добавил Маркус. – Не забывайте, было уже довольно поздно: он мог подняться прямо по стене, и никто бы его не заметил.

Я посмотрел на запад и увидел, что зеркальная гладь Гудзона из кроваво-красной быстро становится угольно черной. В почти полной темноте я два раза повернулся кругом, рассматривая окрестности в новом свете.

– Контроль, – пробормотал я. Маркус понял меня сразу.

– Да, – подтвердил он. – Здесь, наверху – его мир. Какие бы умственные отклонения ни прозревал в телах его жертв доктор Крайцлер, здесь все иначе. На этих крышах он действует уверенно.

Я вздохнул и вздрогнул от порыва речного бриза.

– Уверенней самого дьявола, – пробормотал я и с изумлением услышал ответ:

– Не дьявола, сэр, – произнес тонкий испуганный голосок откуда-то из тьмы возле двери на лестницу. – Святого.

Кто здесь? – резко спросил Маркус, осторожно двинувшись на голос. – А ну выходи, не то я привлеку тебя за противодействие полицейскому следствию!

– Нет, прошу вас! – ответил голос. Из-за двери выступил один из накрашенных юнцов «Золотого Правила» – только я не припоминал, чтобы мы заметили его внизу. Грим его был размазан, а сам он кутался в одеяло. – Я просто хотел помочь, – жалобно произнес он, нервно моргая огромными карими глазами.

Сердце у меня оборвалось – я понял, что мальчику от силы лет десять.

Схватив Маркуса за руку и буквально дернув его назад, я поспешил навстречу ребенку.

– Все в порядке, мы догадались, чего ты хотел, – быстро сказал я. – Давай, выходи. – Даже в мутном свете, омывавшем крышу, я смог разглядеть, что и лицо мальчишки, и одеяло перепачканы сажей и гудроном. – Ты всю ночь здесь провел? – спросил я.

Малец кивнул.

– С тех самых пор, как они нам сказали… – Он не выдержал и всхлипнул. – Так не должно было случиться!

– Как? – вырвалось у меня. – Что не должно было случиться? Убийство?

От этого слова мальчик прижал ручки к ушам, затряс головой и запричитал:

– Он должен был быть добрым, так сказала Фатима, все казалось так правильно, так хорошо, правильно…

Я подошел к нему, положил ему руку на плечо и подвел к невысокому бортику, отделявшему нашу крышу от соседней.

– Все хорошо, – продолжал я успокаивать его, – все в порядке, видишь – уже ничего плохого случиться не может, верно?

– Но он вернется! – взвизгнул мальчик.

– Кто?

– Он! Святой Фатимы, который должен был забрать ее с собой! Мы с Маркусом переглянулись. Он.

– Слушай, – тихо сказал я безутешному ребенку. – Давай начнем с того, что ты скажешь мне, как тебя зовут, хорошо?

– Хорошо, – шмыгнул носом мальчик. – Внизу меня…

– И давай сразу с тобой забудем, как тебя называли внизу. Хотя бы на минутку, давай? – Я осторожно потрепал его по плечу. – Как тебя звали в детстве?