Алиенист - Калеб Карр

Но она уже не могла оторвать глаз, когда в просцениум спустили огромный кипенно-белый экран, и свет погас полностью. За нашей спиной зажегся огонек, после чего в первых рядах чуть было не началась самая настоящая паника: с экрана на нас обрушилась огромная, ослепительно синяя стена морского вала. Естественно, никто из нас на тот момент не был близко знаком с феноменом проецируемых изображений, равно как и с тем, что если вручную раскрасить черно-белую пленку, эффект от просмотра сильно возрастает. После того как порядок в зале был наконец восстановлен и к концу подошел первый сюжет – «Океанские Волны», – мы погрузились в просмотр еще одиннадцати коротких лент, включая пару «Комических Боксеров» и несколько занудный смотр войск германским кайзером. Сидя в этом обшарпанном театре, вряд ли кому-то из зала пришло тогда в голову, что он присутствует при зарождении новой формы искусства и развлечения, которая в руках таких мастеров, как Д.У. Гриффит[19], радикально изменит не только Нью-Йорк, но и весь мир. Скорее мне больше по душе пришлось бы мнение, что все это мерцание раскрашенных картинок как-то сблизило нас с Мэри Палмер, заставив, пусть ненадолго, но все же забыть об одиночестве, ставшем для меня временным, а для нее – постоянным спутником.

И только на улице мозг мой после короткой передышки с рвением, благоприобретенным в последние недели подготовки, вновь принялся вгрызаться в окружающие обстоятельства. Глядя, как моя прелестная и счастливая спутница радуется холодному ясному дню, я недоумевал: как могла эта девушка убить своего отца? Я осознавал, что в мире мало вещей более достойных порицания, нежели отец, насилующий собственную дочь, но ведь на свете немало несчастных особ, которые пережили подобное и не изжарили виновника заживо, предварительно приковав его цепями к кровати. Что толкнуло Мэри на это? Начала объяснения, как я вскоре сообразил, легко было уловить даже сейчас, спустя годы после инцидента. Когда Мэри смотрела на собак и голубей в парке Мэдисон-сквер или когда в ее глазах отражалось золотое величие огромной статуи обнаженной Дианы, венчавшей квадратный шпиль «Мэдисон-сквер-гарден», ее губы двигались, словно бы выражая удовольствие, – но она немедленно стискивала челюсти крепче, а в лице ее отражался ужас от того, что, стоит ей раскрыть уста, из них вырвутся бессвязные унизительные звуки. Я вспомнил, что в юности Мэри была признана недоразвитой, а большинство детей к недоразвитым что угодно, только не милостивы. Кроме того, мать считала, что ее дочь годна лишь для тупой работы но дому. Стало быть, к тому времени, когда отец начал ее домогаться, Мэри была настолько издергана и измучена, что взрыв становился неминуем. Убери мы любой из этих факторов из ее жизни, и, возможно, все сложилось бы иначе, но сплелся фатальный шаблон.

Возможно, ее судьба весьма сходна с судьбой паи/его убийцы, подумалось мне, когда мы зашли в «Мэдисон-сквер-гарден» выпить чашечку чаю в ресторане на крыше. К тому времени я сообразил, что затеять сейчас дружескую болтовню – значит дать Мэри лишний повод к переживанию за свою неспособность поддерживать нормальный разговор, так что далее я общался исключительно жестами и улыбками, выказывая тем самым прозорливость, достойную хорошего психолога. Пока Мэри маленькими глотками пила чай и тянула шею, пытаясь разглядеть все красоты, видна кои открывался с прекрасного наблюдательного пункта – крыши «Гарден», – я вспоминал сказанное Крайцлером прошлой ночью: для нашего убийцы насилие – исходная точка детства. По всей вероятности, к этому привели побои взрослых – это прекрасно сочеталось с другой теорией Ласло, насчет инстинкта самозащиты и мести, двигавших этим человеком. Но с другой стороны, тысячи мальчиков подвергаются подобным унижениям. Что же должно было произойти с этим, чтобы, как и у Мэри, поначалу неопределенная, но вполне реальная линия поведения свернула на путь насилия? Страдал ли он; – подобно ей, каким-то ужасным изъяном или уродством, которые в юности вызывали насмешки и презрение не только взрослых, но и сверстников? И претерпев все это, могли он (опять-таки, подобно Мэри) подвергнуться какому-либо жуткому, унизительному сексуальному насилию?

Все же довольно странно, чтобы такая милая девушка, как Мэри Палмер, погрузила меня в столь мрачные раздумья, но в любом случае мне казалось, что я нащупал нечто, и теперь я хотел поскорее вернуть мою спутницу домой, ибо меня ожидала встреча с Маркусом Айзексоном, а с ним я мог поделиться своими новыми соображениями. Мне было немного жаль прерывать столь дивную прогулку, принесшую Мэри так много радости, – к тому времени, как мы достигли Стайвесант-парка, она просто лучилась от счастья, – но у нее тоже были обязанности, которые следовало исполнять, и они моментально вернули ее с небес на землю, когда она разглядела у дома на 17-й улице коляску Крайцлера.

Стиви чистил скребком Фредерика, а Крайцлер курил сигарету на железном балкончике, бежавшем вдоль окон гостиной на втором этаже. Вступив во дворик, мы с Мэри приготовились к худшему, но лицо Крайцлера озарила искренняя улыбка, чему мы немало удивились. Он вынул из кармана серебряные часы, глянул на них и бодро произнес:

– У вас двоих, должно быть, выдался весьма приятный денек. Мэри, достаточно ли галантным кавалером показал себя мистер Мур?

Мэри улыбнулась, кивнула в ответ и проскользнула к двери. У входа она сняла шляпку, повернулась ко мне и практически без усилий сказала:

– Спасибо.

После чего скрылась в доме, а я посмотрел на Крайцлера.

– Весна, Джон, я полагаю, у нас еще будет, – сказал он, показывая рукой с дымящейся сигаретой на Стайвесант-парк. – Несмотря на холод, деревья уже покрываются почками.

– Я думал, вы все еще на Лонг-Айленде, – ответил я. Он пожал плечами:

– Там мне было решительно нечего делать. С другой стороны, Сару совершенно пленило отношение миссис Хале к ее детям, так что я позволил ей остаться. Ей это будет полезно, а вернуться назад она сможет вечерним поездом.

Это как-то плохо вязалось с теориями, которые я строил утром, но тон, которым Крайцлер все это сказал, не вызывал подозрения.

– Желаете чего-нибудь выпить. Джон?

– В пять у меня встреча с Маркусом – мы собираемся навестить «Золотое Правило». Заинтригованы?

– Более чем, – ответил он. – По будет лучше, если я не стану мелькать во всех местах, связанных с делом. Надеюсь, вы составите подробнейший мысленный конспект. Помните, главное – это детали.

– К слову, о деталях, – сказал я. – У меня родились кое-какие мысли, и они могут оказаться полезными.

– Замечательно. Мы обсудим их за ужином. Позвоните мне в Институт, когда закончите. У меня там несколько дел, требующих моего присутствия.

Я кивнул и приготовился было уйти, но сомнения все еще грызли мне душу, и я не мог покинуть Ласло, не разобравшись.

– Ласло? – неуверенно спросил я. – Вы не сердитесь на меня за то, что я забрал сегодня Мэри с собой?