Варяжская сага - Борис Корниенко

Годин хотел сказать что-то еще, но в этот миг в комнату вошла Злата, а за ней пара слуг. Они принялись накрывать на стол, и на это время разговор прекратился. Ансгар украдкой посматривал на девушку. Она была одета в нарядный расшитый сарафан. Длинная коса тянулась до пояса и даже ниже. Голову ее украшало нечто вроде гайтана, с которого на висках свисали серебряные кольца с маленькими щитками, а у бедра позвякивала связка ключей. Глядя на нее, Ансгар спохватился, что сам-то он одет совсем по-простому. Впрочем, иной одежды, кроме той, что он взял с собой, покидая родной лес, у него не было. Злата делала все почти с закрытыми глазами, стыдливо опустив веки. Но иногда она бросала на Ансгара такой взгляд, что того кидало в жар и ясно становилось, что стыдливость ее была напускной. Об этом Ансгар мог судить и по легкой улыбке, постоянно игравшей в самых уголках ее губ.

Наконец стол был накрыт, и Злата вместе с челядью вышла. Ансгар проводил ее взглядом, и это не ускользнуло от внимания Година.

– Хороша девка, как думаешь? – Ансгар в ответ промолчал, но если бы в доме было светлее, Годин бы увидел, как зардели щеки его гостя. – Уже вошла в возраст, да не хочу ее никому отдавать. Очень уж она напоминает мне свою мать. Сын-то, – Годин кивнул в сторону Богши, – в меня пошел.

Ансгар продолжал молчать. Тогда старик, кряхтя, встал, взял чарку, налил в нее из кувшина немного вина и отошел в угол, из которого, подсвечиваемые огоньком, на них мрачно взирали домашние кумиры. Обмакнув палец в чарку, Годин поводил им по деревянным изваяниям, там, где у них должен был быть рот. Затем он вернулся к столу и, так же кряхтя, сел.

– Что ж, вкусим ныне пищу, кою в сей день ниспослали нам боги, – сказал он, хлебнул вина из той же чарки и, отщипнув кусочек от круглого хлеба, принялся жевать. Богша тоже налил себе вина, оторвал ногу у жареного гуся и принялся с аппетитом ее обгрызать.

Глядя на них, Ансгар наполнил свою чашу. Вина он прежде не пил, только брагу да пиво. Осторожно попробовал. Во рту остался сладковатый и в то же время какой-то терпкий привкус. Тогда Ансгар хлебнул смелее. Теперь ему стало понятно, почему знать так ценит этот напиток! Когда он прежде пил брагу, то не особо задумывался о ее вкусе, главным в ней было иное. Вино же, хотя Ансгар почуял, что оно тоже может пьянить, при этом было приятно. Наверно, подумалось ему, таким должен быть на вкус мед поэзии. От вина разыгрался аппетит, и Ансгар, недолго думая, схватил гуся и, потянув в разные стороны, разорвал его напополам. Одну половину он бросил обратно на блюдо, а другую принялся жадно рвать зубами. Мясо птицы оказалось удивительно вкусным, оно было не просто зажарено, а нашпиговано чесноком, травами и еще чем-то острым, что еще сильнее разжигало чрево и хотелось кусать еще и еще. Но когда Ансгар разделался с половиной гуся и руки его потянулись ко второй, он заметил насмешливый взгляд Година. Тот вкушал очень скромно – по меркам викинга вообще не ел. Богша, обглодав ножку, сидел, наблюдая за Ансгаром, и ковырялся в зубах.

Почувствовав себя неловко, Ансгар сказал:

– Прежде не доводилось есть таких вкусных гусей.

– Сестра готовила, – улыбнулся Богша.

– И этим она тоже в мать, – молвил Годин, – но я хотел бы вернуться к тому, на чем нас прервали.

Ансгар хлебнул еще вина и приготовился слушать.

– В словах твоих о ярлах была горькая правда, мне ли не знать. Но кое о чем ты забыл. Они если и вершат зло, то обычно не своими руками. Тебе должно быть ведомо, что сила ярлов, а тем более конунгов, в их дружинах. С дружиной ходят они в походы, грабя чужеземцев, дружина же позволяет им подчинять себе своих соплеменников. Да, ярлы направляют их мечи, но именно воины бьют, насилуют и грабят.

– Мой дед Агвид ушел из хирда конунга Анунда, когда тот принялся нарушать вольности бондов, – вставил Ансгар.

– Да, но теперь ты сам служишь конунгу, – возразил Годин, – на таких, как ты, держится его власть. А твой хёвдинг, этот Бальдр? Так ли он отличается от тех людей, которые вынудили тебя уйти из родных мест?

Ансгар вспомнил селение куршей, вспомнил трупы рыбаков, вспомнил понасиленную деву, и ему стало не по себе. Но кое-что в речах старика насторожило его.

– Хёвдинга мне не пришлось выбирать, хотя правда и то, что теперь я предпочел бы служить кому-нибудь другому. Но о конунге мне до сих пор не приходилось слышать дурного слова, кроме того, что он уже стар и не может ходить в походы. Странно мне и то, славный Годин, что ты, который только что рек, будто именно конунгу Рёрику всем обязан, теперь ставишь его в один ряд с убийцами и насильниками.

Богша беспокойно заерзал на лавке, но под строгим взглядом отцовских глаз притих.

– Ты, Ансгар, еще очень молод и совсем недавно прибыл в этот край, – ответил Годин, – и ты не служил Рёрику на протяжении тридцати лет, а потому тебе неведомо то, что ведомо мне. Когда я только пришел к нему и он дал мне меч и щит, я сражался за него, как простой воин. Им я и был. Под рукой Рёрика было много таких, как я, – не пожелавших сидеть в родных селениях, жаждущих славы, почета и богатств. Мы все шли под его руку, потому что он был знатного рода и приобрел славу великого воителя. С ним мы не знали неудач, и, куда бы ни привел он нас, везде нас ждала победа. Но что мы делали, что творили мы с поверженными врагами нашими? Они и врагами-то не были, скорее жертвами. Мы же жгли, грабили и убивали. И скоро я почуял в сердце своем горечь. Уже не влекла меня война, ибо не хотел я губить невинных, но другого не умел и все так же ходил с Рёриком в походы. Меж тем он отличил меня среди прочих и возвысил. Став ярлом, я возгордился, и на время горечь в сердце моем угасла. Тем временем три восточных народа призвали Рёрика к себе со всей его дружиной, и мы явились сюда, в эти края. Ты, верно, думаешь, что его тут сразу признали властителем над собой и вручили ему всю ту власть, которую он нынче держит?

Приняв на веру слова Барга, Ансгар так и думал, но решил об этом не говорить старику, а послушать, что тот сам скажет.

– Как бы не так! – воскликнул Годин. – По первости приглашали его старейшины словенские, и весьские, и чудьские, дабы вершил суд меж племенами да защищал бы со своей дружиной от всяких варягов. Иного от него не просили и не ждали, а за службу ему готовы были щедро платить. Но Рёрику этого показалось мало, и очень скоро он стал править так, будто вовсе не было никаких старейшин и земли всех племен принадлежат ему лично.

– А что же эти старейшины? Ярлы племен? Почему они позволили конунгу нарушить условия ряда? – удивился Ансгар.

– О том и реку тебе, – ответил Годин, – на воинах зиждется власть конунга. У Рёрика всегда было много воинов, потому трудно пришлось тем, кто хотел спорить с ним.

– Но Барг говорил мне, что незадолго до прихода Рёрика в этих краях уже властвовали нордманы, однако же местные племена восстали и смогли изгнать их. Почему они не смогли повторить того же с Рёриком?

Годин вздохнул:

– Кабы все так просто было, как ты говоришь.