Матери - Жереми Фель

Как только полицейские уехали, он взял мобильный телефон матери, лежавший на кухонном столе, поднялся в ее комнату, сложил две пары брюк, рубашки, нижнее белье, косметичку и медицинскую карту Синди, находившуюся там, где Норма хранила все свои бумаги.

Закрыв дверь в кухню, Грэм вышел через парадную дверь и так же запер ее на ключ.

Решив перевести дух перед отъездом, он сел на крыльце и закурил.

Куда же, черт возьми, запропастился Томми? Он с трудом мог представить, что тот целых три дня где-то слонялся в полном одиночестве. Похоже, мать наврала ему и насчет брата – она, должно быть, спрятала его где-нибудь, решив подождать, пока все не уляжется.

С такой, как она, ничего нельзя знать наверняка.

Грэм вспомнил, как десять лет назад она вырвала у него обещание, что он будет всегда заботиться о младшем брате. Они тогда стояли на этом самом крыльце, а Томми играл с машинками в траве. Это было на третий день после того, как Харлана пристрелил какой-то охотник. Грэм навсегда запомнил тон, каким говорила мать: она словно боялась, что ее тоже убьют. Он воспринял свою роль всерьез и потом не раз дрался на школьном дворе с теми, кто потехи ради задирал Томми. Он уже сбился со счету, сколько раз брал брата с собой поиграть в саду, в то время как тот все чаще предпочитал закрывался в своей новой комнате; сколько раз приходил к нему среди ночи, услышав, как он кричит, и лежал рядышком с ним до тех пор, пока он снова не засыпал.

Ее изнасиловали.

Грэм никак не мог в это поверить. Однако это все объясняло. Реакцию матери, бегство Томми, поведение Хейли.

Он вспомнил, как зашел в комнату к Томми, чтобы выкурить с ним косячок и поговорить про Хейли.

Неужели и на нем лежит доля ответственности?

Он не ведал, что творил.

Грэм вздрогнул, почувствовав порыв теплого ветра, насыщенного едким запахом земли. Понимая, что пора возвращаться в Эмпорию, он подошел к машине и бросил сумку с вещами матери на пассажирское сиденье. Потом тронулся с места и задним ходом выехал с участка.

Выйдя из машины, чтобы закрыть ворота, он увидел приближавшийся велосипед: это была их соседка – миссис Брюэр. Она остановилась на обочине; на ней было платье в цветочек.

– Здравствуй, Грэм, – сказала она, слегка задыхаясь, потому что слишком усердно налегала на педали, отчего лицо у нее покраснело. – Я хотела проведать твою мать, она дома?

– Нет, в доме вообще никого нет.

– А когда она вернется? Знаешь?

– Понятия не имею, – повернувшись к ней, ответил Грэм с чуть заметным раздражением.

– Я недавно проезжала мимо и видела у вашего дома полицейские машины – надеюсь, ничего страшного не случилось?

Стало быть, потому она и решила нанести визит вежливости. Маленькая стервятница, падкая на запах крови.

– Все хорошо, ничего не случилось.

– Значит, у вас все в порядке? Ты уверен? – допытывалась она, утирая лоб рукой.

– Да, но, даже окажись по-другому, я вовсе не обязан был бы вам докладывать.

Миссис Брюэр удивилась и состроила недовольную гримасу.

Грэм был не дурак. Ей просто нечем было заняться, вот она от скуки и решила выведать, почему две полицейские машины оказались рядом с домом, где проживало их скромное семейство. Она уже была готова кликнуть всех местных домохозяюшек, если бы разнюхала что-нибудь эдакое.

Грэм открыл дверцу и сел за руль.

А миссис Брюэр так и стояла, держась за велосипед и воззрившись на Грэма с недовольным видом: вероятно, она сочла его грубияном, поскольку, по ее разумению, он обошелся с ней крайне неучтиво, оставив с носом.

– Что ж, передай матери, что я заезжала и что вечерком ей позвоню, ладно?

– Само собой, – сказал Грэм, включая зажигание.

Пусть себе названивает, ей все равно никто не ответит.

Соседка с досадой поправила волосы, вцепилась в руль велосипеда и, взглянув напоследок на их дом, покатила восвояси.

Грэм наблюдал за ней в зеркало заднего вида, понимая, что лишь немного отсрочил неизбежное: ведь рано или поздно она все равно разнюхает то, что он пытался от нее скрыть.

Она была всего лишь первой в очереди любопытных. Скоро подоспеют остальные, и ему с родней придется терпеть дотошные взгляды целого полчища соседей, друзей и просто знакомых, которые будут желать им только всего хорошего и готовы будут задушить их в объятиях сострадания.

Хейли остановилась на красный свет светофора на Норт-Рок-стрит, не смея повернуть голову и посмотреть на водителей других машин, которые пялились на нее, в чем она была уверена. Она даже не решалась посмотреть на себя в зеркало заднего вида. Грязнющие руки, отвратительный запах, исходящий от нее, – довольно и этого.

Прошло почти два часа после ее побега из дома Нормы. Она ехала по Канзасской автостраде в полуобморочном состоянии, и ей приходилось несколько раз останавливаться в зонах отдыха, чтобы не лишиться чувств прямо за рулем.

Но ей все же удалось вернуться домой.

Включился зеленый свет. Хейли прибавила газу, повернула направо и проехала мимо торгового центра на Стайвесант-стрит, куда они обычно заглядывали с Линдси по субботам.

В той – прежней жизни. Теперь такой далекой.

Свернув на свою улицу, она проехала немного и, осмотревшись, остановилась в десяти метрах от своего дома. Вокруг на залитых солнцем лужайках резвились детишки, и ей было приятно увидеть все это снова. С клюшкой в руке, уже бесполезным оружием, она пошла дальше по тротуару, надеясь не встретить никого из знакомых.

Отцовской машины на подъездной дорожке не было, все окна в доме были закрыты. Хейли настойчиво позвонила в дверь, но ей никто не открыл.

Она приподняла здоровенный камень возле гаража и достала спрятанные под ним ключи.

Хейли показалось, что она не была дома целую вечность. Здесь стоял застарелый запах табака. На журнальном столике лежала стопка газет, рядом стояла кофеварка и недопитая кружка кофе.

Хейли вошла к себе в комнату, поставила клюшку к стене и отправилась в ванную. Она израсходовала все запасы жидкого мыла и пролежала в ванне до тех пор, пока вода в ней совсем не остыла. Она перестала тереть кожу губкой лишь после того, как сочла, что стерла с себя абсолютно все следы, напоминавшие о ее мучениях.

И наконец очистилась от скверны, мерзкого запаха и стыда.

Только выбравшись из ванны, Хейли осмелилась посмотреться в зеркало. Кожа безнадежно поблекла, под глазами образовались темные круги. Впрочем, она ожидала худшего. Стоит немного подкраситься, и никто ничего не заметит.

Она столько раз клялась себе, что если вырвется на свободу, то сразу донесет на своих мучителей, ославит их на весь белый свет. Но после того, что она сделала с Синди, об этом не могло быть и речи. Такова расплата. Но Хейли ни о чем не жалела. Более верного способа ранить Норму в самое сердце невозможно было придумать.