Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства - Ной Чарни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время Лоренцо Великолепный нанял пожилого скульптора (и ученика Донателло в свое время) Бертольдо ди Джованни, чтобы тот присматривал за коллекцией древностей семьи Медичи и не забывал про скульптуру. Это искусство потеряло своего лидера после смерти Донателло более поколения назад. А Верроккьо только становился знаменитым. Поэтому Бертольдо спросил своего друга Гирландайо, нет ли среди его учеников одаренного скульптора. Гирландайо указал на Микеланджело, и тот попал в окружение Лоренцо Великолепного. Это было очень кстати, потому что таким образом Микеланджело получил доступ к коллекции античных статуй, хранившейся в семье Медичи. Бертольдо научил Микеланджело основам искусства, которое вскоре стало его любимым. Он любил рисовать, но всю жизнь сетовал, что вынужден писать красками. Его одержимость мрамором уходит корнями в детство, в то время, когда он жил в каменистых горах над Флоренцией. Зарисовывая статуи из коллекции Медичи, он отточил свое умение. Он также зарисовывал работы старших современников. Микеланджело был довольно самоуверенным подростком. Однажды он высмеял своего товарища, подмастерье по имени Пьетро Торриджано, вместе с которым срисовывал фрески Мазаччо в капелле Бранкаччи. Торриджано отложил свой уголь и ударил Микеланджело по носу так, что разбил его. Последствия перелома можно увидеть на всех сохранившихся портретах великого мастера (включая и автопортрет в содранной коже святого Варфоломея на фреске «Страшный суд»).
Описывая этот инцидент, Вазари винит Торриджано и ничего не говорит о том, что Микеланджело спровоцировал его:
«Поэтому, движимый жестокой завистью, он постоянно искал случая оскорбить его делами либо словами. И вот когда однажды дело дошло у них до драки, Торриджано ударил Микеланджело кулаком по носу с такой силой, что переломил его так, что тот так и ходил всю свою жизнь с приплюснутым носом»[244].
Торриджано не остался в долгу и рассказал свою версию истории Бенвенуто Челлини, тоже не заслуживающему доверия:
«Этот Буонарроти и я ходили мальчишками учиться в церковь дель Кармине, в капеллу Мазаччо; а так как у Буонарроти была привычка издеваться над всеми, кто рисовал, то как-то раз среди прочих, когда он мне надоел, я рассердился гораздо больше обычного и, стиснув руку, так сильно хватил его кулаком по носу, что почувствовал, как у меня хрустнули под кулаком эти кость и хрящ носовые, как если бы это была трубочка с битыми сливками; и с этой моей метиной он останется, пока жив»[245].
Торриджано пришлось уехать из Флоренции, где у него больше не было будущего. В конце концов он отправился в Англию и там создал одни из лучших скульптур Вестминстерского аббатства.
Хотя Микеланджело был почти на поколение старше, чем Вазари, творческие пути их обоих оказались тесно связаны с судьбой Медичи. Когда покровителей Микеланджело выгнали из города в 1494 году, он уехал в Болонью. Тем временем доминиканский проповедник Джироламо Савонарола потрясал Флоренцию своими призывами к насилию и кострами, на которых сжигал предметы роскоши. Когда в 1497 году папа отлучил могущественного монаха от Церкви, флорентийцы стали относиться к нему более скептично, особенно после того как в апреле 1498 года не состоялось запланированное испытание огнем. К маю Савонаролу уже арестовали, пытали, приговорили, повесили и сожгли на площади Синьории. Флоренция вернулась к республиканскому правлению. Микеланджело поехал домой и изваял спящего купидона, которого в качестве древности преподнесли кардиналу Рафаэлю Риарио. Риарио заметил подделку, но он был заинтригован и пригласил Микеланджело в Рим. Там молодой художник создал свою первую большую скульптуру — странного Бахуса, который сегодня находится в Музее Барджелло во Флоренции, но много лет стоял в саду римского банкира Якопо Галли, друга Риарио.
Репутация Микеланджело сложилась в Риме, когда он получил заказ на «Пьету» — статую для гробницы его покровителя Марешаля Роана. Микеланджело было всего двадцать четыре, и «Пьета» стала сенсацией. В этом случае, пожалуй, стоит поверить похвалам, которые расточает Вазари. Он также рассказывает забавную историю:
«…вышло же это так, что однажды Микеланджело, подойдя к тому месту, где помещена работа, увидел там большое число приезжих из Ломбардии, весьма ее восхвалявших, и когда один из них обратился к другому с вопросом, кто же это сделал, тот ответил: „Наш миланец Гоббо“. Микеланджело промолчал, и ему показалось по меньшей мере странным, что его труды приписываются другому. Однажды ночью он заперся там со светильником, прихватив с собой резцы, и вырезал на скульптуре свое имя»[246].
По мере того как росла популярность Микеланджело в Риме, он стал обращать внимание на соблазнительные перспективы, которые открывала перед ним Флоренция. Там во дворе собора с 1464 года лежал частично обработанный кусок каррарского мрамора. Его не использовали потому, что в камне оказался изъян. В 1501 году, спустя почти полвека, республиканское правительство Флоренции, во главе которого стоял Пьеро Содерини (по иронии судьбы он был кузеном Лоренцо Великолепного), решило заказать скульптуру из этого неподатливого камня кому-нибудь из молодого поколения скульпторов. Большинство кандидатов считали, что камень следует разбить на несколько частей. Микеланджело нравилась идея оставить его целым. Он ринулся во Флоренцию, чтобы закрепить камень за собой. Чтобы превратить этот непростой материал в скульптуру, ему понадобилось два года. Но в результате, как писал Вазари, «то, что сделал Микеланджело, было абсолютным чудом, возвращающим к жизни мертвых». Флорентийцы называли эту работу «Гигант». Они решили поместить «Давида» возле входа в ратушу, палаццо Веккьо, рядом с приподнятой платформой под названием ringhiera, которая сегодня ограждена мраморной балюстрадой и используется для формальных правительственных событий. Архитектор Антонио да Сангалло изготовил для этого колосса специальный пьедестал. И наконец, после ужасающей поездки из церковного двора на площадь, «Давид» занял свое место как символ республиканской гражданской гордости и несгибаемого духа.
Микеланджело любил говорить, что ему не нужны никакие внешние источники вдохновения, что его гений уникален и образы являются ему сами собой. Но историки искусства отмечают, как изменилось его творчество с возвращением Леонардо да Винчи из Милана во Флоренцию в 1500 году, после того как тот более двадцати лет служил разным герцогским дворам. Его приезд был событием для молодых художников, которые жаждали поучиться у живой легенды. На одной из сохранившихся живописных панелей Микеланджело, «Мадонна Дони» (около 1507), мы можем увидеть следы влияния Леонардо в том, как располагается Святое семейство: взгляд зрителя движется по спирали, и это напоминает нам о картине Леонардо, изображающей Христа и Иоанна Крестителя, — самом раннем шедевре маньеризма.