Отрок московский - Владислав Русанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно! – Он хотел улыбнуться. Получилось, кажется, не очень. Криво, вымученно, больше похоже на оскал. – Нечего торчать на дороге, как три богатыря. Пошли потихоньку…
Вилкас пожал плечами. Пошли так пошли. Взялся за недоуздок пегаша. Но Улан ужом вывернулся из-под его руки, повис, словно клещ, на конской морде.
– Стойте! Никита-баатур, погоди!
Пегий прижал уши, присел на задние ноги, пошел боком на обочину, взрывая слежавшийся снег.
– Не могу глядеть, как ты мучаешься, Никита-баатур! – продолжал надрываться ордынец, криком распугивая обсевших ближайшую березу снегирей. – Слушай, что скажу!
– Да что ты скажешь? – насупился литвин.
– Я придумал…
– Придумал? Ты говори, да не заговаривайся. Думать, оно посложнее, чем сабелькой размахивать! Что ты можешь придумать?
Щека татарина дернулась, но он ничего не ответил. Сейчас ему было не до придирок и подначек Вилкаса.
– Слушай меня, Никита!
– Ну? – устало отозвался парень. – Говори уже, а то шуму…
– Я вот что придумал, – сбивчиво затараторил ордынец. – Разорваться человек не может. И туда надо – себя уважать перестанешь. И туда надо – совесть замучит. Как выбрать? Никак не выберешь, куда ехать… Это если человек один. А если не один? Мы же можем разделиться!
– Ты хочешь сказать… – начал Никита, удивляясь, как такая простая мысль не пришла ему в голову раньше.
– Да! Ты, Никита-баатур, вместе с Каскыром… тьфу ты… с Вилкасом езжай, куда тебя князь урусов отправлял. Ты ему слово давал, а настоящий мужчина всегда слово держит. А я на север поскачу. Вот на нем! – Улан похлопал по шее пегого. – Буду купца Чака ловить. Пешком мы его не догоним, а я верхом помчусь как ветер. Выслежу, и тогда он не отвертится…
– Ты же только что доказывал, что Василису бросить надо – пускай сама выкручивается! – Никита не верил своим ушам.
– Мало что я говорил! Если надо, поскачу и привезу ее! И никакие мадьяры мне не помешают!
– Да как же ты в одиночку с ними справишься? – вмешался литвин. – Их вон сколько!
– Я – мэрген! – Ордынец вскинул подбородок. – Дайте мне только на сто шагов подобраться!
– Мэрген-то ты мэрген… – задумался Никита. Может, и правда, это выход? Нет, боязно. За татарчонком глаз да глаз нужен – в одиночку он таких дров наломает, что без головы останется. Надо все обдумать и совета Вилкаса спросить… А что литвин молчит?
Парень поднял голову – закаменевшее лицо друга ему не понравилось сразу. А когда он проследил за его взглядом, то меж лопаток побежал холодок нехорошего предчувствия. Прямо из леса к ним шагали двое. Вернее, шли на лыжах, бесшумно скользя по снегу.
Оба высокие, в простой домотканой одежде. Только один – старик с длинной белой бородой, худой и костлявый, а потому похожий на Горазда. А второй показался Никите знакомым. Русая нечесаная борода, непокорные кудри, широкие плечи и полушубок нараспашку.
Любослав? Разбойник, который сбежал из-под стражи?
Похоже, он. Точно, он!
А кто же его спутник?
Тут Вилкас еще раз удивил друзей, шагнув вперед. Литвин поклонился в пояс и поприветствовал старика.
– Поздорову тебе, почтенный Финн!
Седобородый улыбнулся. Остановился, придержав за рукав Любослава. Кивнул.
– Я вижу, ты нашел своих друзей, вьюноша?
– Нашел!
Вилкас говорил твердо, но Никита заметил, что его друг поежился под взглядом серо-голубых глаз старика.
– Тогда нам есть о чем поговорить, – седобородый поправил куколь. – Разведем костерок, посидим?
Небольшой костерок развели в ста шагах от дороги. Отсюда случайный прохожий не заметит отсветов между деревьев. Никита был бы рад и подальше отойти, чтобы запах дыма до тракта не долетал, а то мало ли… Стражники и дружинники встречаются ой какие дотошные. Вроде бы витебчане излишне ретивые на княжеской службе им пока не попадались, а кто его знает? Повстречается воевода, хоть чуточку похожий на Илью Приснославича, что по прозвищу Лют, и наведаются к стоянке. Так, мол, и так, православные, почему среди ночи в лесу дремучем скучаете? Почему в город, под защиту стен крепостных и оружия княжеского, не торопитесь? Аль недоброго чего замыслили? Начнутся разговоры, выяснения… А оно надо?
Огонь развели очень быстро. Вилкас нащепил ножом сухих веток, наломал тонкого хвороста. Любослав приволок, выкопав из-под снега, две валежины, уложил их по обе стороны от пламени. Дровосеки, бортники, охотники – люди, промышляющие в лесу, – называют такой костер нодьей. Бревна можно потихоньку подвигать и греться от ровного жара всю ночь.
Финн отлучился ненадолго – не говоря ни слова, скрылся за деревьями. Никита сперва подумал, старик по естественной надобности в чащу отправился, но седобородый вернулся с двумя тушками зайцев в руках. Матерые зайчины – побольше, пожалуй, чем четверть пуда каждый. Улыбнулся и отдал дичь Улан-мэргену. Татарчонку объяснять не пришлось – ободрал и выпотрошил в мгновение ока, распял на еловых рогульках и закрепил над огнем.
От Никиты не укрылся косой взгляд литвина, брошенный на старика. С чего бы это?
– Это от моих друзей вам подарочек, – улыбнулся Финн, усаживаясь на свернутую епанчу и протягивая ладони над костром.
Вилкас только головой покачал, а старик, увидев недоумение на лице Никиты, пояснил:
– Мне стая волков местных помогает. Не побрезгуете, вьюноши?
– Каких волков? – охнул парень. А сам подумал: «После хлеба да воды, которым меня в порубе витебчане потчевали, я от мяса отказываться не собираюсь. Не на таковского напал…»
– Шутишь, почтеннейший? – Улан поправил одну тушку, которую языки пламени слишком уж облизывали. – Скажешь тоже – волки!
– Да какие уж там шутки, – вместо Финна ответил литвин. Почесал затылок, горестно вздохнул. – Вы уж простите, други, я вам раньше все обсказать должен был. Выходит, моя вина…
– Какая вина? – Никита завертел головой, не понимая теперь уже совсем ничего. – Вы уж объясните все по порядку.
– А вот как раз и присядем рядком, поговорим ладком, – усмехнулся старик. – Так у вас на Руси говорят?
– Ну давай, уважаемый. – Парень присел, как учил Горазд: вроде как на колени стал, но задницей на пятки. Незнакомому с чиньской борьбой человеку кажется: сидит, выказывая уважение старшему. Но Никита знал наверняка, что в любой миг взлетит в прыжке, подобно птице, перемахнув, не задумываясь, не только костер, но и головы присевших напротив людей.
Финн не торопился начинать разговор, хоть и сам предложил. Сидел, поглядывал цепким и не по-стариковски живым взглядом на парней. Будто изучал, хотел навсегда запомнить их лица.