Я стираю свою тень - Сергей Панченко

— Анонимно?

— Да, звонивший не захотел представляться.

— Номер есть?

— Вроде. Я не интересовался.

— Когда я смогу пообщаться с ним?

— Думаю, дня через три-четыре.

— Хорошо, я вам наберу через четыре дня.

— Ладно.

Люди покинули палату, оставив у меня на душе неприятный осадок, будто я натворил что-то, о чем не помнил. Я силился вспомнить, что же было до того, как я здесь оказался, но вспоминались только события, которые никоим образом не могли привести меня на больничную койку. Я работал на складе компьютерного магазина, ходил на работу изо дня в день, из года в год. Может быть, меня и недолюбливали там, но не до такой степени, чтобы изувечить. Что-то сидело в памяти, вертелось за тонкой перегородкой барьера, скрывая настоящую причину, но никак не хотело его сломать.

Через четыре дня мне разрешили садиться. Санитарка принесла мне чашку и воду, чтобы я умылся. Умываться с гипсом было то еще удовольствие, но мне приятна была освежающая прохлада воды. Потом мне дали жидкость для полоскания рта, обжегшую рот ледяной мятой. После процедур я сходил в туалет под себя, и это было ужасно, вызывало неприятное ощущение грязи. Хорошо хоть, санитарки относились к этому, как к рядовому случаю, иначе я бы психологически не смог сходить в туалет. Меня немного помыли, затем принесли завтрак в виде протертых овощей. Первая настоящая еда, полученная мной не через капельницу.

После завтрака зашел врач. Молчком оттянул мне веко и попросил показать язык.

— Таак, поправляешься. Говорить не научился? Ну-ка, скажи «а».

— А-а-а, — произнес я не своим голосом.

— Как тебя зовут?

Я попытался назвать свое имя, но язык мне не повиновался. Он не отвечал на команды мозга.

— Тихо, тихо, не напрягайся так, — врач приложил руку к моей груди. — Еще рано.

Я еще несколько дней назад понял, что не могу говорить, и это меня очень пугало. Страшно было остаться немым на весь остаток жизни.

— Кто же тебя так отделал? — он осмотрел мою голову, мягко вращая ее в своих руках.

Я пожал плечами.

— Ладно, сегодня обещал придти полицейский, может быть, он сможет тебя разговорить. Грудь болит? — он надавил пятерней на грудную клетку.

Боль едва ощущалась. Я отрицательно мотнул головой.

— Отлично. Восстанавливаешься неплохо, моча чистая, почки и печень в норме. Мы думали, что ты так и останешься овощем. Ну давай, выздоравливай.

Он ушел, потом пришла санитарка и установила мне капельницу в катетер. Они до сих пор добавляли мне обезболивающие препараты и какой-то транквилизатор, от которого я спал, как пожарная лошадь. Разбудил меня мужской голос. Пришел полицейский. В руках он держал планшет для документов с прикрепленными чистыми листами и ручку.

— Здравствуй, Гордей, — поздоровался представитель закона, давая понять, что знает обо мне многое. — Как самочувствие?

Я пожал плечами. Единственный красноречивый жест, который отвечал на многие вопросы.

— Ну, раз ты не можешь говорить, попробуем писать ответы, — он подсунул мне под руки планшет и вложил в правую руку ручку. — Готов?

Я кивнул.

— Замечательно. Итак, Гордей, ты знаешь, кто избил тебя?

Я занес руку над бумагой, но подумал, что повертеть головой проще, что и сделал.

— Понятно. Что ты делал на том дачном участке, на котором тебя подобрала скорая?

Я не помнил ни про какой дачный участок и пожал плечами.

— Мы проверили его. Там все говорит о том, что ты жил в нем на протяжении большого количества времени. Ты уехал из своего города и поселился в нем. Не помнишь зачем?

Я отрицательно покачал головой, совершенно не понимая, о чем меня спрашивают. Полицейский, видимо, увидел смятение в моих глазах.

— М-да, рановато я пришел. Ты жил там не один, помнишь с кем? — спросил он и заглянул мне глубоко в глаза.

Странное чувство разрядом пронеслось по телу от пяток к голове. Я не помнил никакой дачи, но знал, что со мной еще совсем недавно был кто-то рядом. Сердце заколотилось, как бешеное. Аппарат, к которому я был подключен, истерично запищал. Забежала санитарка.

— Вы обещали не давить? — упрекнула она полицейского, вводя шприцем успокоительное в трубку.

— Я не давил. У него как будто флэшбек случился после моего вопроса.

— Что случилось? — пожилая санитарка не знала значения иностранного слова.

— Воспоминание какое-то, — он поднялся и забрал у меня из рук чистые листы и ручку, потом подумал и положил их на тумбочку. — Гордей, давай ты сам будешь записывать, как только вспомнишь о чем-нибудь важном. Нам надо найти преступников, которые избили тебя. Это очень важно.

Я кивнул, с трудом дослушав его просьбу. Мне стало хорошо и захотелось спать. Когда я снова проснулся, рядом со мной сидели мои родители. Мать выглядела зареванной, а отец хмурым. Я поднял руку, чтобы они увидели, что я проснулся. Мать тут же принялась меня целовать и заливать слезами.

— Гордей, да как же так, что с тобой стряслось? Мы с отцом только сегодня утром узнали, и сразу же сюда.

Мне оставалось только пожимать плечами, иначе ответить я не мог.

— Что за твари тебя так избили? Как же таких скотов земля носит? — мать причитала, наглаживая мое лицо.

— Доктор же сказал, что у него отшибло память, — напомнил отец. — Оклемается, расскажет.

Я покивал, соглашаясь с родителем. Мне хотелось спросить, кто им сообщил о моем состоянии, но смог только промычать что-то невнятное. Мать это напугало и вызвало еще больше слез.

— Я тут поживу, пока ты не поправишься. Отец домой поедет, за хозяйством следить, а я всегда буду рядом. Даст Бог, скоро поправишься. Заберем тебя домой.

— В деревне работы много и безопасно, если не пить, — добавил отец.

Не скажу, что я обрадовался перспективе жить в деревне под присмотром родителей. Не для того я уехал от них, чтобы прожить такую же жизнь, как они. Меня напрягал их узкий кругозор и зацикленность на незначительных проблемах. Мир вокруг них развивался и менялся, а они будто этого не замечали. Всё, что их интересовало — это коровы, гуси, утки, будет дождь или нет, колорадские жуки и гусеницы в капусте. У матери еще было окно в мир в виде социальной сети, а у отца вообще ничего, связывающего с действительностью. На почве этого мы просто не понимали друг друга, вызывая взаимное раздражение.

Я покивал головой, будто согласился. Мать погладила мне лоб.

— Вот и хорошо. Работу тебе какую-нибудь в агрофирме найдем, невестку. У нас сейчас много незамужних. Нормальные мужики разъехались по городам да вахтам, а бабы остались. Выбрать есть из чего, даже если немым останешься, все равно возьмут.