Victory Park - Алексей Никитин

– Никакие холмы здесь невозможны, – безразлично пожал плечами Дуля. – И оврагов тут быть не может, потому что половина парка раньше была болотом. Да и сейчас это болото.

В широком смысле, конечно.

При устройстве парков многое зависит от характера почвы. Всего пару часов назад Галицкий прочитал об этом у Курбатова и, конечно, немедленно забыл.

– Вот потому что невозможны, все так и получается, – Галицкого научили не признавать ошибок, если только такое признание не составляло часть продуманного плана. – Расскажите мне, что вам известно о вчерашнем убийстве.

– Давайте будем последовательны, – предложил Дуля. Шеф Невидомого ему не понравился, но кураторов не выбирают и работать приходится с такими, какие есть. – Не хотите продолжить разговор о парке?

– Хорошо, – удивился Галицкий. – Давайте будем последовательны. Скажите, что вы слышали об Алабаме?

– Ничего. Кто это?

– О Торпеде?

– Впервые слышу.

– О начальнике Днепровского РОВД, полковнике Бубне?

– Да, его я немного знаю. Бубен служит в Киеве служит, но у него хорошая репутация. Волевой, грамотный офицер.

– Понятно. Тогда я коротко. В парке…

– Предлагаю для правдоподобия называть его лесом.

– Для правдоподобия?

– Именно. Пять лет назад в нашем лесу завелись волки.

Волки, как известно, социальные животные, они охотятся стаей и подчиняются вожаку. На кого охотятся волки? – Дуля привычно дробил лекцию на мелкие вопросы и тут же на них отвечал. – Добыча волков – это кабаны, лоси, косули, зайцы. Их гастрономические интересы могут распространяться на мышей и даже на лягушек. Волки не брезгливы и осторожны, но предприимчивы и готовы рисковать. Я бы сказал, это чертовски рисковые ребята и потому они так дорожат чувством стаи. Если стая отторгает, изгоняет какого-нибудь зверя, то для него это может обернуться гибелью. Слабый волк не выживет один, но сильный зверь, наоборот, нередко стремится к одиночной охоте. Для него это как стажировка, испытание на профпригодность. Лучшими вожаками становятся бывшие одиночки, потому что они обладают уникальным опытом.

Взаимоотношения стаи и изгоя всегда определят вожак. Он может дать команду загрызть одиночку, порвать его, если вдруг охотничьи тропы такого волка и стаи пересекутся. В этой ситуации почти все зависит от вожака.

– А у нашего вожака есть имя? Или кличка.

– Я ведь ему не представлен, в стаю не вхожу. Я ведь даже не волк, поэтому могу только гадать. Есть три варианта, их я уже назвал. Но как именно среди этих троих распределены роли, я вам сказать не могу. Просто не знаю. Уж очень в нашем лесу все запутано.

– Вам бы, Владимир Матвеевич, взять псевдоним «Виталий Бианки» и писать репортажи в «Лесную газету». Ни за что не поверю, что вы не знакомы с вожаком.

– Напрасно. Чему не стоит слишком верить, так это моему рассказу. Ведь а beau mentir qui vient de loin.

– Я не понимаю по-французски. Говорите нормально! – Галицкий остановился и сердито уставился на Дулю.

– Не могу, дорогой мой, – скорчил смешную и дурацкую рожу Дуля. – Мне срочно нужно выпить. Требую пива! Или водочки – на ваш вкус. Иначе я окончательно перейду на французский.

– Не валяйте дурака, Дулецкий! – рявкнул Галицкий. – Отвечайте на вопрос. Кто тут всем руководит?

– Чем «всем»? Волками? – совсем по-детски удивился Дуля. – Да откуда у нас в городе хищники? Их тут нет и быть не может, а мои сказки, вы правы, годятся только для «Лесной газеты». Вряд ли я могу помочь вам чем-то еще. Разве что небольшим советом: если отправитесь в лес, будьте осторожнее с волками. Даже очень хорошо вооруженный охотник, опытный, подготовленный, уверенный в себе и окружающем мире, может оказаться неожиданно легкой добычей. Это я не к тому, чтобы волков бояться, просто в лес нужно ходить известными тропами, понимаете? А то ведь здесь chacun pour soi…

Дуля едва заметно поклонился и напрямик, минуя аллеи, быстро ушел в сторону Дарницкого бульвара, оставив Галицкого одного в глухом, почти диком углу незнакомого парка.

В июне сессия разогналась, набрала скорость и понеслась с горы, подпрыгивая на кочках экзаменов и гулко ухая: история партии, радиоэлектроника, оптика, электродинамика, теория вероятностей… Полусонная жизнь учебного семестра прошла, Пеликан летел вместе с сессией, от сдачи к сдаче, едва замечая, что происходит вокруг. Да и что интересного могло происходить? На следующий день после их встречи Каринэ улетела в Ереван. Ночь с Пеликаном была ее прощальным подарком Алабаме, но Пеликан не знал этого и вспоминал яростную армянку со щемящей нежностью и смешным ему самому полудетским восторгом. А еще день спустя Елена отправила Ирку на все лето к сестре в город Жданов. Женщины разлетелись, словно не желая Пеликану мешать.

Еще не было покончено с зачетами, а история КПСС уже сунула свиное рыло в калашный ряд естественных наук. Она всегда стремилась быть первой, и на факультете с ее полномочными представителями, доцентами Рудым и Ласкавым, старались не конфликтовать. Даже первого сентября первой лекцией для первокурсников, ломая расписание, любовно и старательно составленное деканатом, всегда становилась история партии. Ее читали только по-украински. Для остальных дисциплин системы не было, преподаватели выбирали язык сами: математический анализ и квантовую теорию поля Пеликан слушал по-украински, математическую физику и теорию функции комплексного переменного – на русском языке. Но история партии в лекционных аудиториях и на семинарах всегда звучала только по-украински. Наверное, проявлялась в этом какая-то извращенная логика партийных идеологов, кто знает, кто готов с уверенностью сказать, что за идеи вьют гнезда у них в головах? Можно, конечно, предположить, что хлопцам с кафедры истории КПСС удобнее было читать лекции и вести семинары на родном языке, но не та это была кафедра, чтобы думать о чьем-то удобстве, да и дисциплина не та.

На экзамене доцент Ласкавый задал Пеликану дополнительный вопрос: попросил одной фразой охарактеризовать различие в позициях большевиков и меньшевиков на Пятом съезде РСДРП в Лондоне.

Прежде чем ответить, Пеликан молчал с полминуты, и Ласкавый уже решил, что подловил его. На самом деле фразу из учебника, которую рассчитывал услышать экзаменатор, Пеликан помнил, но помнил он и другую фразу из неоконченной статьи, предварявшей публикацию протоколов Пятого съезда. Синий том со статьей, выпущенный Партиздатом в тридцать пятом году, отмеченный автографом деда, чудом переживший конец тридцатых и войну, Пеликан прочитал года три назад, еще когда учился в школе.

– Обе фракции, и большевики, и меньшевики, утверждали, что стоят на точке зрения марксизма. Но беспомощность меньшевиков, неспособность руководить классовой борьбой пролетариата, умение только заучивать слова Маркса и неготовность применять их на практике уже тогда показывали, что меньшевики не стоят, а лежат на позициях марксизма. Большевики стояли, а меньшевики лежали, в этом и было их различие.