Victory Park - Алексей Никитин

– Ох вы, живоглоты, – засмеялся Галицкий, но Курбатова из рук не выпустил. – Нет бы хозяину книги пойти и заработать эти деньги каким-нибудь другим способом, полезным для общества и не таким губительным для моего кошелька, – вагон с цементом разгрузить, например. Сто пятьдесят… Тогда вот что: эту я покупаю, а остальные брать не буду.

Галицкий пролистал «Сады и парки», бегло разглядывая гравюры, чувствуя, что наконец-то нашел ту книгу, ту самую, которая так нужна ему, чтобы он мог подняться и встать вровень со своим замыслом.

…Задача устроителя сада – в красивом открытии пространства и в увлечении восхищенного взгляда вдаль… Галицкий выхватил обрывок фразы со случайно раскрытой страницы, обрадовался и немедленно решил, что с Курбатовым уже не расстанется ни за что. Он мечтал об этом издании, он искал его, и он его нашел.

…А вечером жена устроила небывалый скандал. Галицкий впервые рассказал ей, каким будет их участок на Ирпене, нарисовал будущий дом, развернув его верандой к реке, показал, как от дома к дубу и дальше, к кустам калины, будет спускаться аллея. Он уже хотел достать из портфеля Курбатова, чтобы она почувствовала, до чего основательно он подготовился, поняла, что промаха не будет, что он построит нечто потрясающее… Но до Курбатова дело не дошло.

– Но яблони мы посадим? – осторожно спросила супруга. Она уже догадывалась, что Галицкого занесло куда-то не туда и ей сейчас придется все исправлять.

– Нет, что ты, – небрежно бросил он, – ни яблонь, ни ананасов. Только благородные лиственные породы.

– И огорода не будет? – на всякий случай уточнила она, хотя уже ясно понимала, каким будет ответ.

– Нет, конечно.

– Ты идиот, Галицкий, – тихо сказала жена. – Ты круглый дурак и полный идиот. Тебе мало леса на горе, ты хочешь посадить еще немножко на нашем участке? А зимой что ты будешь есть? Липовую кору грызть? Варить варенье из сосновых шишек? Даже не думай обо всей этой ерунде! – разъярившись, орала на него она. – Слышишь? Забудь этот бред немедленно! Нынешней осенью посадим три-четыре яблони, а со следующего года займемся огородом: картошка, клубника, помидоры, огурцы и смородина. Можешь записать в рабочий дневник, чтобы не забыть!

– Даже не надейся! – рявкнул в ответ Галицкий.

Утром он увез «Сады и парки» на работу. Он боялся, что когда его не будет дома, жена может выкинуть книгу. Или подарить на день рождения какой-нибудь нелюбимой подруге. С нее станется.

День обещал быть спокойным, и он надеялся рассмотреть том Курбатова во всех деталях. Никакого огорода на своей земле он, конечно, не допустит.

На рабочем столе, как и всегда, его ждала сводка происшествий по городу за минувшую ночь. Обычно он наскоро ее просматривал и тут же забывал, потому что грабежи, драки, кражи, аварии с человеческими жертвами, даже если случались в зоне ответственности его отдела, к культуре и культурным связям отношения не имели, а потому шли по линии других замов. Но на этот раз было иначе. Убийство в парке «Победа», еще неизвестно кем и почему совершенное, произошло на территории, за которую отвечал он, а сводки, вроде той, что лежала на его столе, буквально сию минуту читали на разных этажах в здании на Владимирской. Значит, в любой момент мог раздаться звонок: Что там у вас творится, Галицкий? Конечно, Галицкий – не МВД, за уголовку он не отвечает, но Комитет должен быть в курсе всех подробностей. Для того его сюда и назначили.

Подполковник запер «Сады и парки» в сейф – ему стало не до Курбатова, потом быстро и привычно составил план мероприятий по контролю за расследованием убийства неизвестного в парке «Победа». Пунктом первым в плане было записано совещание, затем шли беседы с руководством парка, с источниками из окружения руководства и совместные действия с сотрудниками Днепровского ОВД. Поставив вверху гриф «ДСП», Галицкий отдал листок с планом секретарю. С этого момента, отвечая на любой звонок сверху, он мог сказать, что работа ведется, и его слова подтверждала бумага, надлежащим образом оформленная и зарегистрированная. Документ еще предстояло утвердить у начальника отдела, но секретарь сделает это без него.

Галицкий вызвал капитанов Ломако и Невидомого, своих Бобчинского и Добчинского, и дал им сорок минут на подготовку к совещанию по парку «Победа». А час спустя в его кабинете уже вовсю летели перья из ощипанных спин Боба и Доба.

– Разленились! – орал на них Галицкий. – Что творится у вас под носом? Ни хренища не знаете, бездельники! Вы для чего здесь поставлены – в морской бой играть целыми днями? Кто из ваших источников видел убийство, кто хоть что-то знает? У вас вообще есть живые информаторы в парке? Или одни мертвые души по ночам на болоте воют?

Когда Галицкий только начинал работать в Северном отделе и у него впервые появились подчиненные, он удивлялся неожиданному разнообразию риторических фигур, которые сами собой, из ниоткуда, вдруг возникали во время таких разносов. А ведь и Боб с Добом, и сам он знали отлично, что гнев его наигран, а ярость театральна. И рев в кабинете Галицкого, и кровопускания, и ощипывание офицерских спин нужны были лишь затем, чтобы зорче глядели его капитаны, резвее шевелились и не спали на бегу. Пошумев с четверть часа, подполковник взял полтона ниже – до его собственных учителей, вышедших из сталинской шинели, Галицкому было далеко, да и темпераментом он до них не дотягивал, – и капитаны наконец доложили о скромных результатах работы в парке. Действующий информатор среди личностей, трущихся возле аттракционов и гостиницы «Братислава», нашелся всего один. Немного, конечно, но зато это был кадр старый и надежный – Владимир Матвеевич Дулецкий, в прошлом институтский преподаватель, а ныне – пьющий пенсионер, равнодушно отзывающийся на парковую кличку Дуля. Кроме него по документам в информаторах числился бывший афганец Панченко, но тот прошлой осенью умер от инфаркта. Взял и помер в возрасте двадцати трех неполных лет.

Какие-то сведения мог им подбросить и директор парка, однако на старого отставного алкоголика, уже много лет предпочитающего Массандру всем марочным коньякам, особенно рассчитывать не приходилось.

Беседу с директором Галицкий поручил Бобу с Добом, а сам, нарушая субординацию и барски вваливаясь на территорию подчиненных, велел этим вечером организовать ему встречу с Дулей.

Наконец секретарь принесла план, утвержденный шефом, капитаны с приглушенным жеребячьим ржанием унеслись в парк, и в кабинет Галицкого вернулась тишина. Он собирался достать из сейфа Курбатова, но позвонила Белецкая из отдела культуры райисполкома.

– Роман Игнатьевич, – запела она сочным, медовым голосом, – нам кинотеатр «Ленинград» прислал на утверждение план показов на третий квартал.

– Рад за вас. Если там есть что-то про чекистов, то оставьте мне лишний билетик, – пошутил Галицкий.

– Про чекистов ничего, – понимая его шутку, сочувственно загрустила Белецкая. – Но на сентябрь администратор «Ленинграда» запланировала небольшую ретроспективу фильмов Тарковского, всего четыре картины: «Андрей Рублев», «Солярис», «Сталкер» и «Зеркало». Причин отказывать вроде бы нет, к тому же, показывать их будут на утренних сеансах. Но на всякий случай я хотела у вас уточнить…