Авантюрист - Роман Терехов

А вот как посмотрит на присвоение неким должностным лицом своего имущества Светлейший князь, иной вопрос. Могут мне военные власти за грабеж казны предъявить обвинение? Проще простого! Как и за организацию вооруженного мятежа и дезертирства. Эти преступления из разряда особо тяжких. Хотя на фоне убийства военнослужащих Империи они слегка меркнут. Подделка документа и присвоение собственности культа Камнесилы и вовсе мелочь. И за все эти и другие дела отвечать мне и только мне, раз назвался груздем, то есть офицером. Насчет отдаленных последствий судьбоносных решений я пока не беспокоился. Разрешил своей пока что плотно сидящей на плечах голове заболеть строго после доставки княжны и Ральфа в Золотую рощу.

Пристрелка трофейного оружия оказалась насквозь рутинным и скучным делом, да еще и затянулась больше чем на полтора часа. Проходила она в два этапа. На первом рубеже на дистанции пятьдесят метров разместили пять импровизированных ростовых мишеней из натянутых на рамки из кольев прямоугольных кусков ткани «чудом спасенного» фургонного тента. На втором рубеже на расстоянии ста метров довольно широко друг от друга насадили на колья чучела из вязанок камыша, «одетых» в солдатские обноски. Дольше провозились с защитными сооружениями для ассистентов наблюдателей, в чью обязанность входила маркировка попаданий и доклад наблюдателю, роль которого выполнял командир этого отделения либо каптенармус Прохор Смирнов.

На первом рубеже команды из пяти стрелков по сигналу сержанта делали пять выстрелов – каждый по своей цели из привычного положения стоя. После каждого залпа стрелки поднимали ружья, а солдат у мишеней вставал из-за земляной насыпи и отмечал пробоины углем, наблюдатель у рубежа записывал результат и выдавал корректировки. Обычно пяти выстрелов оказывалось достаточно, чтобы бойцы освоились со штуцерами, но отчаянных мазил, которых, к счастью, оказалось не много, пришлось наградить двумя дополнительными выстрелами. Понимая, что наполнять гамионы энергией предстоит самолично, бойцы старались, хотя результаты меня не вдохновляли.

Отстрелявшись, пятерка переходила ко второму рубежу, где им предстояло выполнить еще две серии по пять выстрелов. Здесь задача усложнялась не только вдвое большим расстоянием и малой площадью мишеней. Огонь вели по команде то стоя на колене, то лежа, периодически меняя положение. Мишенями служили закрепленные на груди «манекенов» лоскуты ткани размером с носовой платок. Мастер-стрелок в произвольном порядке называл цель и давал команду, например, «Левый крайний! Бей!», «Второй справа! Бей!». Помимо грудных мишеней на верхнюю часть камышово-тряпочных болванов прикрепили сбитые между собой две расколотые чурки, обозначавшие голову условного противника. По головам разрешали работать индивидуально – тем, кто показал хороший результат на первом рубеже. Здесь немногие отличившиеся стрелки входили в азарт – их приходилось не заставлять, а ограничивать. Хороший результат показали только старослужащие, посредственный – те рекруты, кому довелось вчера изрядно пострелять, прочие же даром тратили пули и энергию гамионов.

Ожидающие своей очереди русины с соблюдением всех мер предосторожности отрабатывали навыки прицеливания и перезарядки, а также «залп пятерками» вхолостую. В это время артиллерийские расчеты под командой Белова распаковали и установили «метлу» на треногу, сгрудились вокруг разобранного лафета картечницы. Как вчера вечером отсоединили колеса и разобрали станину, естественно, никто не помнил. Зачисленные в артиллерию чесали разные части тела для стимуляции умственной деятельности и поминутно поминали «гнутый корень», «бездну» и кривые руки разработчиков адской системы залпового огня. Я деликатно не вмешивался, предоставляя подчиненным самостоятельно одолеть «кубик Рубика».

Когда стало ясно, что все участники вникли в свои обязанности и процесс, несмотря на некоторые инновации, идет в нужном русле, удалился проинспектировать деятельность хозчасти и медиков. Раненые перенесли болотный марш удовлетворительно, усталый Фома Немчинов гарантировал всем полное выздоровление. С обработкой стоячей воды объединенная команда справлялась неплохо, угроза жажды отодвинулась на неопределенный срок. Инспекция вскрыла неожиданный и отрадный факт: одна из «маркитанток» добровольно помогала бригаде Фомы и Никодима. Впрочем, «сонную муху» Редди тоже привлекли к общественным работам.

Юная быстроглазая «маркитантка» носила зеленое платье из грубой холстины с длинными рукавами и подолом чуть ниже колена, без легкомысленных вырезов и прочих корсетов, но украшенное по швам синими узорными лентами. Длинные темно-русые волосы покрывала травянисто-зеленая косынка. С плеч свисала светло-серая ткань, назовем сей предмет накидкой. Еще не все названия деталей мужских нарядов усвоил, а в женской одежде – полный профан, да и Ральф мне в этой области никакой помощник. Мой взгляд с подчеркнутых темно-синей лентой заметных бугорков скользнул по изящно-женственной талии, по пути к добротным бедрам зацепился за узкий кожаный поясок. К нему спереди крепился сердцевидный объемный кошель, а справа – короткий нож в чехле.

Какая практичная девушка! «Все свое ношу с собой» – раз. Одежда больше подходит для прогулок по болоту, чем у прочих, что изображали скучающих зрительниц на стрельбище, – два. Сообразила, где может принести пользу, – три. А не выдать ли ей ружье полегче? – мелькнула дурацкая мысль. Ох, заигрался ты в солдатики, барон самозваный! В душе поднялась легкая досада на самого себя. Ты лучше посмотри, какие сочные губы и как романтично выбились пряди из-под головного убора. Все-таки при всей юности организма выражение лица слишком серьезное. Но это у нас «там» позднее развитие, а здесь она, может, познала радости материнства и горе от потери близкого человека. А то и не раз.

Разглядываемая столь бесцеремонным образом особа назвалась Имирой Эрхард восемнадцати лет, родом из Любеча, вольного города на севере Юниленда. По ее словам, выросла в семье зажиточного горожанина и получила домашнее образование. По крайнем мере, мой имперский понимала отлично, а свои мысли формулировала четко. С четырнадцати лет она поступила на службу в знаменитый госпиталь Алексея Нестяжателя, основанный до распространения по Юниленду имперских культов с их лечебницами. Некие обстоятельства, оставленные рассказчицей за рамками повествования, вынудили ее вместо уготованного родителями замужества отправиться в Колонии. Я не понял и не стал уточнять, каким образом она оказалась в числе лиц, сопровождающих господина лейтенанта Фридриха Риттера к новому месту службы. Путешествие заняло около полугода, да и по Колониям пришлось немало прошагать и поколесить, отчего походные условия и солдатское общество сделались для юной фемины привычными деталями картины мира.

Девушка добровольно предложила свою помощь по уходу за ранеными и не скрывала, что собирается добраться с отрядом до Золотой рощи. Доктор Немчинов, по моим наблюдениям, появлению еще одной пары изящных и квалифицированных ручек отчего-то не радовался, но помощь принял. Возможно, имели место религиозные противоречия, а скорее всего, пожилой доктор категорически не воспринимал мысль, что женщина может врачевать. Окажись госпожа Имира феминисткой, не миновать княжескому медику настоящей нервотрепки и прочих «козьих морд». Но хвала Арагорну и здешним богам, запах феминизма в этой части вселенной пока не ощущался.