Как стать леди - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт

– Вы хотите сказать, что если бы она больше заботилась о себе, а не о безопасности ребенка, с ней бы этого не произошло?

Уоррен кивнул.

Монокль Уолдерхерста все это время болтался на шнурке. Он каким-то судорожным коротким движением подобрал его, вставил в глаз и посмотрел в лицо доктору. Руки Уолдерхерста дрожали.

– Боже мой! – воскликнул он. – Если бы я был здесь, ничего этого бы не случилось!

Он встал, опираясь дрожащими руками о письменный стол.

– Все просто и понятно, – сказал он. – Она была готова разорваться в клочья, лишь бы дать мне то, чего я желал. А теперь, Господи прости, мне кажется, что я скорее задушил бы этого ребенка своими руками, лишь бы она была жива!

В этот миг закостеневшая, неподвижная, глухая оболочка немолодого аристократа дала трещину. С него слетело все его напыщенное достоинство и стали видны загнанные глубоко внутрь истинные чувства. Он казался безумцем. На лбу его выступил холодный пот, подбородок дрожал.

– Мне все равно, есть у нас ребенок или нет! Мне нужна она… Мне никто больше не нужен! Я хочу видеть ее, я хочу говорить с ней, жива она или нет! Если в ней осталась хоть искорка жизни, она меня услышит!

Доктор Уоррен в задумчивости смотрел на него. Он знал, что люди – любопытные существа, знал и то, что не знали некоторые его коллеги. Он знал, что жизнь – таинственная штука, и что даже затухающий ее огонек иногда можно раздуть заново с помощью сил, которые ни понять, ни описать он не в состоянии. Он хорошо знал натуру этой умирающей женщины, и понимал, что именно составляло смысл ее существования – ее возвышенно-невинная любовь к этому зацикленному на себе мужчине. Он видел это в ее истерзанном предсмертными муками взгляде. Ее последними словами была обращенная к Господу мольба, чтобы он, доктор Уоррен, не забыл свое обещание.

– Не забудьте, – сказала она. – Отче наш, сущий на небесах. И пусть никто не забудет. Да святится имя Твое.

Этот человек стоял теперь перед ним, опершись дрожащими руками о стол, и не пытался скрыть свое страдание. Никто из знавших лорда Уолдерхерста не узнал бы его сейчас.

– Я хочу видеть ее до того, как жизнь ее покинет, – прошептал он. – Я хочу говорить с ней. Позвольте мне ее увидеть.

Доктор Уоррен медленно встал. Из тысячи шансов против, может, этот единственный шанс будет за нее – шанс, что она услышит голос, призывающий ее назад к тем берегам, от которых она медленно уплывала, шанс, что она узнает этот ровный голос обычно скованного условностями человека. Никто не знает, на какие чудеса способна любящая душа, даже если тело стремится ее отпустить.

– Я поговорю с теми, кто, как и я, отвечают за ее состояние, – сказал доктор. – Вы способны контролировать себя?

– Да.

К спальне леди Уолдерхерст примыкал небольшой будуар, где дежурили медики. Двое из них стояли у окна и о чем-то перешептывались.

Уолдерхерст молча кивнул и, подойдя к камину, ждал своей участи. Было не до церемоний. Доктор Уоррен присоединился к стоявшим у окна. До лорда Уолдерхерста долетали только отдельные фразы.

– Боюсь, что сейчас уже ничего не имеет значения… В любой момент…

Те, кто не сталкивался с тем, что он увидел в соседней комнате, должны молить Бога, чтобы им и не пришлось этого увидеть.

В большой, полутемной спальне царили пугающий порядок и тишина. Единственным звуком было тихое потрескивание огня в камине и еще более слабый звук доносящегося с постели прерывистого дыхания. Порой казалось, что оно остановилось, но затем с легким всхлипом возобновлялось. В сторонке стояла медсестра в униформе, на стуле рядом с постелью сидел пожилой человек. Он держал в руке бледную, безжизненную руку Эмили Уолдерхерст и, поглядывая на часы, считал пульс. Резко пахло антисептиком. Лорд Уолдерхерст подошел ближе. О том, насколько важен этот момент, говорило то, что при его появлении ни сестра, ни доктор не пошевелились.

Эмили лежала на подушках. Лицо у нее было белым, как воск, слегка повернутым в сторону. Смертная тень уже коснулась ее век, проступила в уголках рта, накрыла щеки. Она была где-то далеко.

Именно это Уолдерхерст почувствовал прежде всего – ее странную удаленность, тихое одиночество. Она уже покидала это место, так хорошо им обоим знакомое. Она уходила одна и отправлялась все дальше и дальше. А он стоял и смотрел на ее закрытые глаза – эти добрые, легко загоравшиеся радостью глаза, которые больше не видели ни его, ни мирской суеты, ни радостей жизни, и его тоже наполняло невыносимое чувство одиночества – но ее одиночества, не его. Он не думал о себе, он думал о ней. Он хотел вытащить ее из этого одиночества, вернуть обратно.

Он осторожно опустился на колени, не отводя взгляда от ее странного, отстраненного лица. И медленно взял в свою руку ее, лежавшую поверх покрывала – влажную и прохладную руку.

В нем вдруг возникли силы, которые обычно скрываются от нас, и о существовании которых большинство из нас не подозревает. Он был теплым и живым, живущим, его рука, накрывшая ее холодную руку, была живой и теплой, и он – новый он, такой, каким никогда не был прежде, – посылал, передавал ей свое тепло.

Он прошептал ей на ухо:

– Эмили…

И снова, медленно и тихо:

– Эмили…

Она была далеко. Она лежала неподвижно. Грудь ее вздымалась еле-еле – таким слабым было дыхание.

– Эмили! Эмили!

Доктор взглянул на него. Он привык к сценам у постели умирающих, но то, что он увидел, поразило его, потому что он знал, как обычно выглядел лорд Уолдерхерст. Этот врач не обладал гибкостью ума доктора Уоррена, который понимал, каким необычным может быть в необычных ситуациях поведение, казалось бы, самых далеких от странностей людей.

– Эмили! – звал его светлость. – Эмили!

Он все повторял и повторял ее имя, ритмично, страстным шепотом призывая ее вернуться. Так продолжалось, наверное, с полчаса. Он стоял на коленях и не замечал никого из присутствовавших в комнате.

Он и сам не мог бы объяснить себе, на что он надеялся или что намеревался сделать. Он всегда небрежно отметал всякие намеки на оккультизм. Он верил в доказанные факты, в профессиональную помощь, в отрицание абсурдного. Но вся его довольно ограниченная натура сосредоточилась сейчас на одном: он хотел, чтобы эта женщина вернулась к нему. Он хотел говорить с ней.

Неизвестно, какие силы он всколыхнул, какого ответа добилась его мольба, возможно, ему на помощь пришел неуловимый прилив жизни. Но что-то изменилось.

– Эмили! – позвал он в очередной раз.

И в этот момент доктор Уоррен уловил взгляд считавшего пульс врача.

– Пульс стал сильнее, – прошептал доктор Форсит.

Поверхностное, слабое дыхание тоже слегка изменилось: послышался вздох более глубокий, ненамного, но все-таки глубже, дыхание перестало быть таким прерывистым. Вздох, другой…