Место преступления - Фридрих Незнанский

Так решили Филипп Агеев с Юрием Гордеевым назвать финальную часть операции по уголовному делу об убийстве Бориса Краснова. Пока ехали из Дорогобужа в Бобров. И тому были у них веские причины.

Кстати, сами по себе причины этого убийства были всем понятны: удачливый предприниматель Краснов просто по понятиям, не мог жить, или, точнее, не должен был существовать, на той территории, где правил бал честолюбивый полковник Крохалев. А он жил не только с удовольствием, но и с пользой для окружающих тем, что именно ему, а не кому-то другому, казалось нужным и интересным. Кроме того, он был по-своему счастливым человеком. Красивая и умная жена, прелестный сын и прочее, что позволяло ему, по меткому изречению одного популярного разбойника — Черного Абдуллы, хорошо и спокойно встретить старость. А вот у Степана Ананьевича отродясь не было такой уверенности в отношении себя. Ведь далеко не всякая власть способствует душевному спокойствию. И подобная моральная ущербность толкала его на непредсказуемые поступки с тяжкими и особо тяжкими последствиями? Но, как бы то ни было, Краснов пал жертвой чужой, но отчасти и собственной жадности, в этом уже никто не сомневался. Как говорят в близких ситуациях, заигрался, подчинился азарту. Правда, если бы не Крохалев с его амбициями, остался бы жив.

Для подведения окончательного итога сыщику и адвокату нужны были еще, как минимум, двое фигурантов. Это исполнитель, или тот, кто лично знал исполнителя, и тот, к кому официально переходила легкая добыча. Заказчик был известен. И не столько даже конкретный заказчик, сколько он же, но выступающий уже в роли обладателя богатого приза. Но в дело вмешались неучтенные заказчиком обстоятельства, которые поставили под большое сомнение весь, казалось бы, стремительный процесс достижения заветной цели. Подвели завышенная самооценка и неверные исполнители воли хозяина…

Примчавшись на Первомайскую улицу и загнав джип во двор, «защитники интересов» семьи Красновых быстро проследовали в приоткрытую дверь дома. Отметили очередной приступ беспечности молодых хозяек и поняли, насколько прав был Александр Борисович. Меньше всего женщины думали о собственной безопасности. А как же, ведь их же защищали достойные мужчины!

Появление Филиппа их обрадовало — значит, справедливость восторжествовала. А где Александр Борисович? Это чтоб для полного комплекта, что ли? Нет, просто забота о здоровье… Они еще не знали о происшествии на шоссе. И, как ни чесался у Гордеева язык рассказать о стрельбе и испорченном джипе, он, памятуя о просьбе Александра Борисовича, промолчал. Сами скоро узнают, зачем два раза милую женщину расстраивать? Но все равно, слишком уж явная забота Веры о Турецком почему-то немного задела самолюбие адвоката. И чего это они все без него никак не могут? Но эти мысли скользили так, попутно. Очевидно, для любых женщин отсутствующий всегда чем-то дороже.

Как бы там ни было, а до конца дня необходимо было провести еще одну важную операцию. Нужен был Лешка Захариков. Для серьезного разговора, причем без всякого снисхождения на этот раз.

Для Фили это не являлось проблемой. Проблема была в другом: заставить женщин понять, что происходит, и принять все меры безопасности, чего они никак не понимали. Ответ у них простой: зачем, если они под надежной защитой? Причем Вера была абсолютно в этом уверена, да и Катя, несмотря на неустранимую печаль в глазах, кажется, тоже готова была уже озарить свое лицо нежной улыбкой. Сердясь на непослушание, мужчины между тем увидели, что все-таки и тут дело начало сдвигаться в лучшую сторону. Можно было сказать, что народ выздоравливает после перенесенных потерь.

— Если ты дашь мне свою «тачку», — сказал Филя, маясь оттого, что дело стоит, а время уходит, — я, пожалуй, привезу его сюда.

— Ты о ком? — не понял Юрий.

— О Лешке, разумеется.

— А он тебя послушается?

— Пусть попробует отказаться, — Филя ласково улыбнулся обеим женщинам сразу — они не знали, о ком речь, да им и не надо было. — А ты оставайся за стража.

— Тогда бери…

Филипп еще не знал, каким образом он принудит Захарикова «расколоться» до самого дна, причем в присутствии свидетелей, но он знал, что сделает это.

Дорога была истоптана. Дверной звонок оповестил Лешку о явлении его судьбы. Он не знал этого и открыл дверь, не спрашивая «Кто». Филипп вошел и спокойно сказал:

— Собирайся, поедем.

— Куда? — вмиг испугался тот.

— Показания давать, — так же спокойно продолжил Филипп. — Пока ты еще живой.

Захариков побледнел.

— Ну, чего? — вразумительно спросил Филя. — Хочешь стать покойником? Ты хоть соображаешь, во что вляпался, дурила? Продал тебя твой друг полковник. На тебя убийство повесил. И одно, и другое.

— Нет!! — заорал парень и попятился к двери в комнату.

Но Филя ловко ухватил его за рубашку и дернул к себе и вниз. Лешка рухнул на колени. В глазах его был ужас.

— Ты понимаешь, о чем я говорю?.. Он тебя продал с потрохами, а теперь пришлет своего мордоворота, киллера, и тот тебя уделает, как Бог черепаху. Плоским и мелким сделает, сечешь? Чтоб гробик твой был круглым и удобным. Хочешь этого?

Тот отрицательно затряс головой.

— Тогда — алле гоп! — Филя вздернул его и поставил на ноги. — Ключи от дома где?.. А, впрочем, они тебе могут больше не понадобиться, если попробуешь сбежать. Я тебя защищать от братков не подписывался. И спасти тебя от катка, который на тебя наедет в ближайшие полчаса, может только твое же чистосердечное раскаянье. Поэтому — вперед!

Но Лешка вдруг уперся. Глаза его стали совсем оловянными, окончательно потеряв осмысленное выражение. Пришлось несильно стукнуть по загривку, и бунт был подавлен на корню. Брошенный в машину, Захариков сидел истуканом — с остановившимся взглядом и застывшей на лице гримасой страха. Точно с таким же выражением и покинул он салон машины, выпихнутый Филиппом прямо в руки Гордеева. Лишь один раз что-то здравое мелькнуло на его лице, когда он бросил взгляд в сторону соседнего дома, где проживала сестра полковника Крохалева, в замужестве — Фомкина.

Впрочем, короткое время спустя все присутствующие в доме при допросе Захарикова уже знали, что взгляд был неслучаен. Там проживала сомнительная «награда» за все ужасы Лешкины, за все кошмары, которые теперь все время снятся ему по ночам, когда он, словно воочию, видит, как бьется и изгибается рыхлое тело пораженного его ножом Игната, как выбивается из раны на горле кровь, заливая грудь умирающего и светлое покрывало на кровати…

Хоть в этом Лешка был честен. Он с содроганием и тяжкой сердечной мукой выдавливал из себя признания, которые записывались на диктофон адвоката. Но при этом божился, что сам никогда бы и ни за что… Это все — Степан Ананьевич… Это он велел, приказал, пригрозив, что в случае непослушания лично его убьет, зато в награду ему достанется Наташка, которая его хочет и обожает. Только это все не так, и он, Лешка, не виноват… Она сама ко всем пристает, потому что ей по пьянке все равно с кем, и он это знает, сам видел…