«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941 - А. Селлвуд

«Атлантис» изменил курс и направился на восток… уничтожив «Рабаул» и «Трафальгар».

17 июня мы потопили «Тоттенхем», которым командовал капитан Вудкок.

Имея на борту груз боеприпасов, судно взорвалось, как вулкан. Спустя пять суток, 22 июня, мы потопили «Бальзака», лишив союзников груза, в котором было 4000 тонн риса, много пчелиного воска и разный генеральный груз – от консервированных бобов до мешков с почтой.

Вскоре после этого мы передали пленных на другой корабль и снова остались сами по себе. Мы двигались на восток, все время на восток. Над нами было небо, такое же мрачное, как наше настроение, а вокруг бесновались волны, и утихомиривать их ярость приходилось маслом. Мы прошли остров Принс-Эдвард. Мы прошли Новый Амстердам. Градины летели, как пули, а дождь лил сплошным потоком, нанося не менее сильные удары, чем безжалостное море. Наша жизнь превратилась в нескончаемый кошмар, а о сне оставалось только мечтать. Сутками напролет в небесах громыхал гром – весьма уместное звуковое сопровождение к сцене шторма.

Стоя на мостике в такую погоду, невольно начинаешь вспоминать легенды о морских призраках, о Летучем голландце, обреченном на вечные странствия по морям. Иногда, если настроение было совсем уж мрачным и жизнь казалась абсолютно беспросветной, я начинал представлять, что мы – не живые люди, а тоже всего лишь призраки из древней легенды, и наш «Атлантис» – давным-давно затонувший корабль, чьей-то злой волей приговоренный к вечным скитаниям. Переутомление ослабило сдерживающие центры, но у каждого это проявлялось по-своему. Одни, как и я, придумывали всякую чепуху, другими, людьми с менее крепкими нервами, неожиданно овладевала мания подозрительности. Они начинали верить, что все окружающие их ненавидят, а может быть, даже замышляют убийство…

Затерянные в штормовых широтах, мы испытали на себе неизбежные последствия нашего длительного морского похода с его чередующимися периодами волнений и скуки, нашей оторванности от нормальной жизни, нашего слишком тесного мирка. Все это незаметно от нас накапливалось где-то внутри в виде некой взрывоопасной массы, и погода вполне могла явиться искрой, которой не хватало для взрыва.

День за днем, месяц за месяцем нас окружала одинаковая обстановка и одни и те же люди. А теперь, похоже, и год за годом нам предстояло видеть одни и те же лица, заниматься одними и теми же делами. Мы это осознали в полной мере, и теперь мелочи, раньше остававшиеся незамеченными, стали нестерпимо раздражать, а никогда не замолкающий голос моря, раньше успокаивающий и умиротворяющий, теперь все чаще начинал звучать пугающим крещендо.

До сих пор нас постоянно сопровождали чайки и небольшие птицы, живущие на африканском побережье, но теперь нас покинули и чайки, и черно-белые голубки, которых так много у мыса Доброй Надежды. С нами остался только альбатрос, круживший над мачтой, и, глядя на него, я поневоле начинал верить, что древние легенды не врут и в этой гордой птице действительно заключена душа погибшего капитана, который не в силах расстаться с морем.

Символом самой отвратительной погоды в эти безрадостные дни стала для нас фигура одетого в желтый плащ впередсмотрящего на полуюте, высматривающего айсберги. Еще одной приметой времени стал увеличившийся поток пострадавших в лазарете. Люди шли туда с ушибами, сломанными пальцами и конечностями – неизбежными спутниками любого шторма.

– Мор, – сказал однажды Рогге, – я решил отправить команду в отпуск.

– В отпуск? – удивленно переспросил я. – Но куда? На ближайшую льдину?

– Нет. Мы организуем дом отдыха.

Я молча ждал, понимая, что Рогге сам выложит всю информацию, которую мне следует знать. Он наверняка припрятал козырь в рукаве.

– Мы не можем отпустить их в увольнение на берег, значит, должны предоставить увольнение на борту. Семь суток каждому. На этот период они будут освобождаться от всех обязанностей, даже от необходимости соблюдать дисциплину. Конечно, если не будет никаких ЧП. Позаботьтесь, пожалуйста, лейтенант, чтобы «отпускное» помещение приобрело привлекательность.

Я улыбнулся. Предложение Рогге, вне всяких сомнений, удивит и обрадует команду. Сегодня, оглядываясь назад, я уверен, что именно эта новая система помогла нам избежать неприятных конфликтов, возникавших на других судах между офицерами и командой в результате перемен, трудностей, оторванности от дома.

Когда мы закончили оборудование «отпускного» центра, он приобрел на редкость привлекательный вид. Фотографии родственников на стенах, несколько пейзажей, модели судов. Реакция команды не могла не порадовать. Первая партия, уходившая «в отпуск», постоянно придумывала все новые детали, чтобы усилить иллюзии.

– К вам делегация, господин капитан.

– Делегация? – удивился Рогге.

За дверью каюты стояло шестеро «отпускников», одетых в самое лучшее, что смогли выбрать из трофеев: нарядные костюмы, яркие рубашки, шорты, спортивные куртки.

– Мы пришли попрощаться, – сообщили они. В руках они держали чемоданы, снабженные ярлыками лучших курортов и самых дорогих отелей Германии.

Позже капитану принесли неожиданное послание: «Прекрасно проводим время. Погода великолепная!»

Вообще-то говоря, поддерживать дисциплину так называемыми традиционными методами было вовсе не легко. Методы Рогге оказались куда более эффективными. Не стану утверждать, что у нас не было неудач…

– Прошу прощения, не могу задержаться, чтобы убрать столы. Спешу на дежурство, – хором проговорили сигнальщики и с важным видом, так раздражавшим их товарищей, вышли из столовой. Они имели все основания гордиться своими достижениями в роли впередсмотрящих, но ведь это еще не повод…

Тощий и всегда отличавшийся злобной язвительностью матрос изо всех сил стукнул кулаком по столу.

– Парни! – завопил он, обращаясь к своим соседям по столу. – С меня хватит! Кем, черт побери, возомнили себя эти кретины сигнальщики? Лично я не собираюсь за ними убирать. Пусть все останется как есть.

В ответ раздались одобрительные голоса:

– Пусть сами делают грязную работу, нечего отлынивать.

В разгар всеобщего возмущения появился старшина.

– Уберите этот стол, и побыстрее.

Гробовое молчание. Старшина нетерпеливо огляделся, спеша вернуться к выполнению своих многочисленных обязанностей.

– Чего вы ждете? Я отдал приказ.

Тишина.

– Вы что, не слышали? – моментально обозлившись, проревел он. – Немедленно уберите стол.

Несколько человек сделали неуверенное движение к столу, но остановились. Вмешался тощий матрос.

– Это стол сигнальщиков, – объяснил он, – пусть они и убирают.

– Не важно, чей он. Убирайте!

Матрос хмуро взглянул на старшину, потом оглянулся на товарищей.

– Не буду!

– Что? – не поверил своим ушам старшина.