Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт

Переходя из одного музейного зала в другой… я был не в состоянии все это осознать. Не был в состоянии пропустить все это через себя. Манекены, одетые в опаленную огнем одежду. Кучки оплавленных, облученных ювелирных изделий? Кухонной посуды? Я не мог разобрать. Фотографии, которые перенесли меня куда-то далеко за пределы эмоций. В ужасе стоял я перед расплавленным детским трехколесным велосипедом. Я стоял с открытым ртом перед почерневшим скелетом здания, в котором люди любили, работали, смеялись… до тех пор, пока… Я пытался почувствовать и услышать момент взрыва.

У меня защемило сердце, когда, повернув за угол, я наткнулся на сгоревший ботинок, лежащий под стеклом витрины, и на след его владельца, все еще видимый на земле.

На следующее утро, когда все эти ужасные образы еще были свежи в памяти, я был мрачен, глубоко подавлен, пока мы с Сумераги и Соулом-младшим ехали в машине, направляясь за город, и я чуть было не испугался, услышав возгласы приветствия заводских руководителей. Они были рады видеть нас, были рады показать нам свое хозяйство и свою продукцию. Кроме того, они довольно прямолинейно заявили, что очень хотят заключить сделку. Они давно надеялись на то, чтобы пробиться на рынок США.

Я показал им кроссовки «Кортес», поинтересовался, сколько им потребуется времени для того, чтобы выпустить достаточно большую партию такой обуви. «Шесть месяцев», — сказали они. Соул-младший выступил вперед. «Сделаете это за три», — рявкнул он.

Я ахнул. За исключением Китами, я всегда находил японцев неизменно вежливыми, даже в разгар споров или интенсивных переговоров, и я всегда стремился отвечать взаимностью. Но соблюдение вежливости в Хиросиме, как ни в каком другом месте, как я полагал, было гораздо важнее. Здесь, как нигде больше на всем земном шаре, люди должны быть любезными и добрыми друг с другом. Соул-младший был каким угодно, но только не таким. Он был уродливейшим из американцев.

Дальше было еще хуже. По мере того как мы продолжали свою поездку по Японии, он вел себя со всеми, с кем мы встречались, резко, хамски, напыщенно, самодовольно, покровительственно. Он смущал меня, смущал всех американцев. Мы с Сумераги время от времени обменивались страдальческими взглядами. Нам отчаянно хотелось отругать Соула-младшего, избавиться от него, но нам нужны были контакты его отца. Нам нужно было, чтобы это ужасное отродье показывало нам, где расположены фабрики.

В Куруме, недалеко от Бэппу, на южных островах, мы посетили фабрику, которая была частью огромного промышленного комплекса, находившегося в ведении компании по производству шин «Бриджстоун». Фабрика называлась «Ниппон Раббер». Это была крупнейшая обувная фабрика из всех, виденных мною, нечто вроде обувной страны Оз, способной выполнить любой заказ, независимо от его объема или сложности. Сразу после завтрака мы сидели с руководством фабрики в их конференц-зале, и на этот раз, когда Соул-младший попытался заговорить, я ему этого не позволил. Каждый раз, когда он открывал свой рот, я начинал говорить, обрывая его.

Я рассказал фабричному руководству, какие кроссовки нам требуются, показал им образец «Кортеса». Они серьезно закивали. Я не был уверен, что они поняли.

После обеда мы вернулись в конференц-зал, и прямо передо мной на столе я увидел совершенно новый «Кортес» с боковым логотипом «Найк» и всем остальным, только что испеченный, прямо из фабричного цеха. Магия.

Я потратил остаток дня, подробно рассказывая о кроссовках, которые я хотел выпускать. Теннисные, баскетбольные, с высоким верхом, с низким верхом плюс несколько дополнительных моделей кроссовок для бега. Руководители фабрики настаивали, что у них не будет проблем с выпуском всех этих моделей.

Отлично, сказал я, но перед тем, как разместить заказ, мне надо будет взглянуть на образцы. Менеджеры заверили меня, что они смогут моментально сделать и в течение нескольких дней отправить их в штаб-квартиру «Ниссо» в Токио. Мы поклонились друг другу. Я вернулся в Токио и стал ждать.

День за днем бодрящей осенней погоды. Я ходил по городу, пил «Саппоро» и саке, ел якитори и мечтал о кроссовках. Я посетил сад Мэйдзи, сидел под реликтовым гинкго рядом с вратами Тории. Порталом в святая святых.

В воскресенье я получил извещение в гостинице. Образцы обуви прибыли. Я поспешил в офис «Ниссо», но он был закрыт. Однако они настолько мне доверяли, что выдали пропуск, так что я смог войти и расположиться в большой комнате среди многих рядов пустых рабочих столов, чтобы как следует рассмотреть присланные образцы. Я держал их поближе к свету, поворачивал их так и сяк. Я проводил пальцами по подошвам, по изображению нашего логотипа в виде «галочки» или крыла, или как там еще будут называть эту изогнутую линию. Совершенства не было. Логотип на одном из образцов не был расположен строго по прямой, простилка на другом была слишком тонкой. У третьего подъем должен был быть больше.

Я сделал заметки для руководства фабрики. Но если отодвинуть в сторону незначительные дефекты, образцы были очень хорошие. В конце концов, единственное, что оставалось сделать, — это придумать названия для различных моделей. Я запаниковал. Я слишком плохо справился, придумывая название для моего нового бренда — «Шестое измерение»? В «Блю Риббон» все до сих пор подтрунивают надо мной. Я выбрал название «Найк» только потому, что у меня не оставалось времени, и потому, что я доверял природе Джонсона, схожей с гениальностью саванта. Теперь же я был один, в пустом офисном здании в центре Токио, и мог полагаться только на свои способности. Я взял в руку образец теннисной кроссовки. Я решил назвать его… «Уимблдон».

Ну, это было легко.

Я взял другую теннисную кроссовку. И решил назвать эту модель… «Форест-Хилл». В конце концов, это место, где проводился первый Открытый чемпионат США по теннису.

Я взял образец баскетбольных кроссовок. И назвал его «Блэйзер» — в честь баскетбольной команды моего родного города, входящей в Национальную баскетбольную ассоциацию. Я взял в руки другой образец баскетбольных кроссовок и назвал его «Брюин», потому что лучшей университетской баскетбольной командой всех времен была команда «Брюинз» под руководством Джона Вудена.

Не слишком креативно, но…

А теперь — к кроссовкам для бега. Разумеется, «Кортес». И «Марафон». И «Обори». И «Бостон», и «Финленд». Я ощущал это. Я был в ударе. Я начал пританцовывать по комнате. Я услышал таинственную музыку. Я поднял перед собой кроссовку для бега. И назвал ее Wet-Flyte. Бум, сказал я.

По сей день не знаю, откуда взялось это название. У меня ушло полчаса на то, чтобы присвоить им всем имена. Я почувствовал себя Кольриджом, сочинившим поэму «Кубла-хан», находясь в опиумном дурмане. После этого я отправил придуманные названия по почте в адрес фабрики.

Было темно, когда я вышел из офисного здания на запруженную людьми токийскую улицу. Меня охватило чувство, которое ранее я никогда не испытывал. Я ощутил себя истощенным, но гордым. Я чувствовал себя выжатым, но радостно возбужденным. Я ощущал все, что когда-либо надеялся ощутить после рабочего дня. Я ощущал себя художником, творцом. Я оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на штаб-квартиру «Ниссо». И прошептал: «Мы сделали это».