Карта нашей любви - Изабель Брум

– Наверное, ты прав, – согласилась она, – но он уехал с Закинфа. Я даже не знаю его фамилию. – Они посидели в тишине несколько минут, слушая, как волны плещутся о деревянные опоры пирса.

– Тебе, наверное, не понравится то, что я скажу… – Руперт глубоко вздохнул. – Но ты уверена, что тебе действительно нужно знать, что случилось? Понимаешь, это произошло так много лет назад – и, возможно, то, что ты узнаешь, огорчит тебя еще больше. Может быть, лучше оставить прошлое в прошлом?

Холли обдумывала это с минуту. Это ведь очень хорошая мысль. Почему же она так отчаянно пыталась выяснить, что произошло? Возможно, Руперт прав, и это приведет только к еще бо€льшим переживаниям. Она действительно начала прощать маму в последние несколько дней. Да что уж там, были моменты, когда ей казалось, что она может снова полюбить ее. А вдруг она обнаружит что-то ужасное, и это разрушит то счастье, которое она только-только нащупала для себя?

– Наверное, ты прав, – наконец согласилась она. – Может быть, нет никакого смысла тянуть за эту ниточку.

– Кстати, о ниточках. – Руперт взял ее лицо в свои ладони. – Что это за история про тайного швейного гения?

Она изобразила изумление.

– Да ладно, не надо делать такое лицо. Я видел машинку в доме и одежду, которую ты сшила. Это очень хорошие вещи, Холс! Почему ты не делаешь этого в Лондоне?

– Я просто думала, что это выглядит глупо, – пробубнила она, понимая, насколько далеко ушла с собственного пути, отрекаясь от своего удовольствия.

– Послушай. – Он подождал, пока она перестанет смотреть на свои ноги и поднимет на него глаза. – Я всегда знал, что ты скрываешь от меня что-то.

Он знал?

– Я просто предполагал, что со временем ты оттаешь и начнешь мне доверять. Знаешь, я не людоед какой-нибудь.

– Я знаю. – Ее голос стал совсем тихим.

– Господи, все, что я хочу, чтобы ты была собой и была счастлива. Я бы никогда не смог притворяться кем-нибудь другим для кого бы то ни было.

Она кивнула, не осмеливаясь заговорить.

– Если ты хочешь сидеть дома в пижаме и весь день шить, тогда так и делай, – продолжил он. – На самом деле я был бы совсем не против приходить домой и видеть тебя там в домашних штанах.

– Хитрюга! – Она слегка толкнула его.

– Я серьезно, Холли. Я всерьез предлагал тебе вчера. Мы все равно проводим много времени вместе. Почему бы нам не сделать это официальным?

– Ты был пьян, как сапожник, когда говорил это, – запротестовала она. – Ты же не хочешь по-настоящему, чтобы мы жили вместе.

– Да, хочу. – Он посмотрел на нее и рассмеялся. – Я не такой страшный, правда? Я обещаю, что буду стараться опускать сиденье унитаза и не бросать мокрые полотенца на кровать.

– Дело не в этом. – Холли покачала головой. Как она могла ему сказать, что настоящей причиной ее нежелания было то, что она делала разные интимные и запретные вещи с другим мужчиной? Что она практически ни о чем другом не могла думать, кроме того, что изменила ему и обманула его?

– Но как? Где? – упиралась она.

– Ну, ты знаешь, что родители дали мне кучу денег, чтобы купить себе квартиру?

Холли медленно покачала головой.

– Хорошо, они дали. Я испорченный богатенький мальчик, и все в таком духе. Но это означает, что ты можешь переехать и жить со мной бесплатно. Я серьезно, просто занимайся шитьем и не торопись, пока не почувствуешь себя лучше. Я могу позаботиться о нас, о тебе. Я хочу заботиться о тебе.

Чувства вины, смятения, шока и любви спутались в ее животе, как большой пучок ваты и полосок липучки. Она боялась открыть рот, чтобы Руперт не услышал все эти рваные звуки, когда они вырвутся наружу.

Он выглядел таким честным, полным любви, с такой надеждой ждал, что она ответит «да» и позволит ему позаботиться о ней. Может быть, она заслужила, чтобы кто-то хоть немного о ней позаботился? Она годами могла надеяться только на себя – с тех пор, как ей исполнилось десять и мама совсем ее забросила. Она пыталась представить, как уходит с работы во «Флэш», чтобы запустить свой бизнес по пошиву одежды в просторной комфортной квартире, пока Руперт весь день на работе. Еще она станет готовить ужин к его приходу и гладить ему рубашки. Не этого ли она хотела всю жизнь, стабильности и спокойствия? Он, кажется, предложил ей сейчас то, на что она втайне надеялась с того самого момента, как они встретились? Все это немного неожиданно, но разве есть выбор?

Холли отвернулась от Руперта и посмотрела через бухту, туда, где из моря поднимались горы, как грозные воины. Солнце медленно двигалось вниз по небу, и по краю воды уже появилась золотая каемка.

Она еще раз позволила себе вспомнить Эйдана, как они сидели бок о бок на каменистом пляже, где Дженни и Сандра спрятали собственный маленький мир. Все это выглядело так заманчиво, но в реальности Эйдан оказался не тем мужчиной, каким она его представила. Может быть, ее мама сделала такую же ошибку? Выбрала не того мужчину – или не тех мужчин – раз за разом? Дженни Райт, похоже, всегда выбирала приключения и эмоции вместо покоя и безопасности.

Саймон был ближе всех к отчиму, из всех, кого встречала Холли, но мама разорвала на части лоскутные квадратики любви и верности, которые он так кропотливо пытался сшить в их жизнях. Дженни совершила много ошибок с мужчинами, и Холли не хотела идти тем же путем. Если пребывание на Закинфе научило ее чему-нибудь, то это звучало как «от добра добра не ищут». Она позволила себе поверить в пузырь, в котором прожила всю последнюю неделю, но он не настоящий. А Руперт был настоящим. Он сидел рядом с ней сейчас, держа ее за руку и предлагая жить с ним, делить с ним кровать, когда он будет ложиться спать вечером и вставать по утрам. Что предлагал Эйдан? Ничего.

Когда в прибрежных барах загорелись первые разноцветные огни, а бледная луна выползла из укрытия за темно-синим покрывалом моря, Холли взяла руку Руперта в свою.

– Хорошо, мой милый безумец, давай так и сделаем.

На следующее утро солнце встало как обычно – огромное, яркое и непозволительно сильное, но Холли казалось, что она видит все вокруг другими глазами. Она встала рано, выскользнула из-под одеяла, оставив Руперта на подушках, помятого, но счастливого. Они поужинали на пляже в Лаганасе накануне вечером, в своей обычной одежде после дневных дел, вечерний теплый бриз обдувал их просоленные волосы и открытые шеи.

Она стояла спиной к дому, вглядываясь в даль моря, и думала о своей матери. Дженни Райт оставалась темным пятном в ее памяти в течение многих лет, а этим утром она снова приобрела цвет и наполнилась жизнью, отказываясь и дальше оставаться в мрачных закоулках памяти Холли. Теперь, когда она побывала в стольких местах, которые любила мама, любовалась теми же завораживающими видами, что и она, ела за теми же столами и погружала свои ноги в песок на тех же пляжах, где Дженни когда-то была так счастлива, ей казалось, что она лучше понимает маму. Но все же оставалась огромная дыра, ущелье внутри нее, где гнили воспоминания последних лет. Что случилось, почему красивая, яркая женщина превратилась в бесполезное больное существо?