Островитяне - Кристофер Прист

Теперь я не посмела подойти к ней; от одного взгляда на нее мне становилось больно.

Пять сигар – возможно, последние сигары, которые он купил, лежали на краю одного из столов. Упаковки нигде не было видно. Я взяла одну из них, поднесла к носу и вдохнула аромат табака, подумала о той сигаре, которую курила вместе с ним, наслаждаясь влажностью его слюны на моих губах. На мгновение комната поплыла у меня перед глазами.

За всю свою жизнь он ни разу не покидал родной остров, даже когда ему начали присуждать награды и почетные звания. Когда я лежала в его объятиях, безмолвно ликуя от того, что его ладонь покоится на моей груди, он попытался объяснить мне свою привязанность к Пикаю, объяснить, почему не может покинуть остров, чтобы быть со мной. Это остров следов, сказал он, остров теней, которые идут за тобой по пятам, ментальных отпечатков, которых ты лишаешься, когда уезжаешь. Почувствовав, что во мне усиливается другая, менее мистическая потребность, я ласками заставила его замолчать, и вскоре мы вновь занялись любовью.

А затем последовали годы молчания, и у меня даже не было полной уверенности, что он вообще обо мне помнит.

Слишком поздно я получила ответ – когда прибыло первое сообщение. Двадцать лет, шесть недель и четыре дня спустя.

Большие автомобили медленно подъехали к дому, один за другим затихли их двигатели.

Я отошла от пюпитра, взволнованная воспоминаниями, но мысль о том, что они навсегда останутся только воспоминаниями, привела меня в отчаяние. Когда я отвернулась от сияющего окна, мне показалось, что голубой воздух в центре комнаты сгущается, обретает плотность и структуру. Вокруг меня закружилась дымка. Я отступила, чтобы посмотреть со стороны, снова шагнула вперед… Завитки обрели форму, образовали призрачный слепок его головы, его лица. Это было лицо, которое я видела двадцать лет назад, а не то, которое знали все, и не подобие седого старика, похожего на его брата-близнеца. Для меня время остановилось, для меня проявился оставленный им след. Его лицо было словно маска, однако со множеством деталей. Струйки дыма придавали форму губам, волосам, глазам.

На секунду перехватило дыхание, нахлынули паника и благоговение.

Его голова была слегка наклонена набок, веки почти смежены, рот чуть приоткрыт. Я наклонилась вперед, чтобы поцеловать его, почувствовала легкое давление дымных губ, прикосновение призрачных ресниц. Всего лишь миг…

Его лицо искривилось, отлетело прочь. Глаза плотно зажмурились. Рот открылся. Струйки дыма, из которых состоял лоб, превратились в морщины. Он откинул голову назад, зашелся в сильном кашле, раскачиваясь взад и вперед от боли, задыхаясь, пытаясь как-то убрать то, что затрудняло ему дыхание – где-то там, внизу.

Ярко-красная струйка вырвалась из облачка – открытого рта. Капельки алого дыма. Я в ужасе отпрянула, и поцелуй прервался навсегда.

Призрак хрипел, сухо кашлял, теперь уже часто, слабо и безнадежно. Он смотрел прямо на меня – со страхом, болью и нестерпимым чувством потери, но струйки дыма уже распутывались, рассеивались.

Красные капли упали на пол, образовав лужицу на листе бумаги. Я опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть ее, провела пальцами по вязкой жидкости. Когда я встала, на моих пальцах остались кровавые разводы, однако воздух в кабинете очистился. Голубая дымка растворилась. Последние его следы исчезли. Остались книги, пыль, солнечный свет, темные углы.

Я бросилась вон из комнаты.

Потом я опять стояла внизу вместе с остальными и ждала, когда нас рассадят по машинам. До тех пор, пока мое имя не назвал работник похоронного бюро, все вели себя так, будто не узнавали меня, и никак не реагировали на мое присутствие. Даже человек, который обратился ко мне – его брат, – стоял ко мне спиной, нежно держа под руку низенькую седую женщину, и негромко говорил с теми, кто выходил из дома, чтобы присоединиться к процессии. Все были подавлены важностью события, мыслью о том, что на улице собралась толпа, о том, что не стало великого человека.

Меня посадили в машину, замыкавшую кортеж, и я оказалась прижатой к стеклу двумя крупными, серьезными и молчаливыми подростками.

В переполненной церкви я сидела одна, сбоку, и, чтобы успокоиться, заставляла себя смотреть на пол из каменной плитки и старые деревянные скамьи. Когда запели гимны, я встала и беззвучно шевелила губами, вспоминая, что он говорил о своем отношении к религиозным церемониям.

Знаменитые люди произносили официозные, напыщенные речи, посвященные его памяти. Часть приглашенных я знала, но никто из них не подал виду, что знаком со мной. Я внимательно слушала – и не узнавала его в их речах. Он не искал этой славы, этого величия.

Церковь находилась на холме, над морем. Стоя в церковном дворике рядом с могилой, вдали от основной группы людей, я слушала, как ветер рвет слова надгробных речей. Я вспомнила его первую книгу, которую я прочитала, когда еще училась в университете. Она вдохновила меня, навеки стала проводником по жизни. Теперь его работы знают все, а в то время он еще не обрел популярности, и это было мое собственное, глубоко личное открытие.

Налетел ветер, растрепал волосы, принес соленый запах моря и аромат цветов – обещание ухода, побега отсюда.

Зеваки и репортеры с камерами едва виднелись вдали – их отделяла ограда из растений и сотрудников полисии. Когда ветер утих, я услышала, как священник произносит знакомые слова заупокойной молитвы. Затем гроб опустили в могилу. Хотя ярко светило солнце, я не могла унять дрожь. Я думала только о нем, о ласковом прикосновении его пальцев, о нежном давлении губ, о его добрых словах, о том, как он плакал, когда в конце концов мне пришлось его покинуть. О долгих годах, которые я прожила без него, цепляясь за крохи новостей… Я едва смела дышать, боясь, что с дыханием я прогоню его из своих мыслей.

Руку я спрятала под сумочкой. Кровь уже запеклась на пальцах – холодная корка, последний его след.

РИВЕР – самый крупный остров группы, известной под названием ОТМЕЛЬ РИВЕР-ФАСТ. Отмель, расположенная неподалеку от экватора, состоит примерно из тысячи четырехсот островов, бо́льшая часть которых не имеет названия и не заселена. Сверху Отмель показалась бы огромным серпом, который изгибается в юго-западном направлении, проходя через экватор, а затем вытягиваясь на восток. Ривер и два других крупных острова группы находятся в северном полушарии, большая часть мелких – в южном. Море в окрестностях теплое, мелкое и спокойное с виду, однако разрывные течения, подводные горы, водовороты и рифы делают его предательски опасным. Судоходных путей здесь мало. Самые крошечные острова – фактически большие камни, полностью уходящие под воду во время прилива.

Четыре главных острова – сам Ривер, Ривер-Дос, Трос и Квадрос – достаточно велики, чтобы на них могли жить люди. Вдали от побережья растут тропические леса, где занимаются заготовкой древесины, а на расчищенных участках есть небольшие фермы.