Заводной апельсин. Вожделеющее семя - Энтони Берджесс

мыслить в согласии со своими инстинктами, ныне – в согласии со своей сложной нервной организацией. Присно и во веки веков – в согласии со своими внутренними органами. 39 – 40. Аминь.

Беатриса-Джоанна храбро повернула ключ и вошла в их маленькую квартирку. Гудел холодильник, и знакомо пахло «Анафро» – освежителем воздуха, придуманным химиками того самого Министерства, где работал ее любовник. Освежитель по трубам нагнетался во все квартиры с помощью насоса, который стоял в подвале.

Хотя сравнивать, по правде говоря, ей было не с чем, Беатрису-Джоанну, когда она входила в квартиру, каждый раз поражала скудость жизненного пространства (обычного для людей с их уровнем дохода): коробка спальни, гроб кухни, ванная, в которую нужно было втискиваться почти как в платье… Двумя широкими шагами она могла пересечь гостиную. Прикоснувшись к выключателю, можно было выдвинуть мебель, упрятанную в стены и потолок, и тогда свободного места как раз и хватало на два шага. Беатриса-Джоанна нажала кнопку «стул», и из стены нехотя выползло некрасивое угловатое приспособление для сидения. Почувствовав себя усталой, она села, глубоко вздохнув. Диск Ежедневных Новостей, торча на своей оси в стене, блестел все так же – как черное солнце. Беатриса-Джоанна включила Диск и услышала искусственный голос, бесполый и невыразительный: «Продолжается забастовка на заводах „Нэшнл Синтелак“. Лидеры забастовщиков не хотят идти на компромисс и по-прежнему требуют повышения зарплаты на одну крону и три таннера в день. Докеры Саутгемптона, в знак солидарности с бастующими, отказываются разгружать импортный синтелак…» Беатриса-Джоанна перевела стрелку на Женский Диапазон. Настоящий женский голос, скрипучий от деланного энтузиазма, вещал о дальнейшем уменьшении линии бюста. Беатриса-Джоанна выключила Диск. Нервы ее не успокоились, затылок по-прежнему раскалывался от пульсирующих ударов. Она сбросила одежду и помылась в том тазике, что назывался ванной. Припудрив тело простой белой пудрой без запаха, Беатриса-Джоанна накинула халат из какого-то нового синтетического полиамидного волокна. Затем она подошла к настенной панели управления, усеянной кнопками и выключателями. Пара металлических рук осторожно опустила пластиковый буфет из ниши в потолке. Беатриса-Джоанна открыла буфет и вытряхнула из коричневой бутылочки две таблетки, запила их водой и бросила пустой бумажный стаканчик в отверстие, находившееся в стене. Стаканчик отправился в путешествие, конечным пунктом которого была печь в подвале. Потом она принялась ждать.

Дерек запаздывал. Нетерпение Беатрисы-Джоанны нарастало. Нервы были натянуты как струны, в висках стучало. Ей стало казаться, что она сейчас умрет, погибнет; тогда, через силу обратившись к разуму, как к чуждому, но необходимому успокаивающему средству, она стала говорить себе, что эти предчувствия – отголоски уже прошедших и невозвратимых событий. Беатриса-Джоанна приняла еще две таблетки и отправила еще один стаканчик расщепляться на атомы с помощью огня. И тогда наконец раздался стук в дверь.

Глава 8

Тристрам постучал в дверь секретаря директора, сообщил, что его зовут Фокс и что его хочет видеть директор. Где-то нажали кнопку, над дверью загорелись лампочки, и Тристраму было предложено войти.

– Проходите, Братец Лис! – крикнул ему Джослин. Он сам сильно смахивал на лису и совсем не походил на францисканца, был лыс и подергивался. Джослин имел довольно высокую степень, присвоенную ему университетом Пасадены, но сам он был уроженцем Саттона, штат Западная Вирджиния. Будучи весьма – по-лисьи – скромным, он не слишком распространялся о том, что приходится близким родственником Верховному Комиссару Североамериканских территорий. Тем не менее пост директора Джослин получил исключительно благодаря своим личным способностям. Благодаря им и своему совершенно безупречному бессексуальному образу жизни.

– Присаживайтесь, Братец Лис, – пригласил Тристрама Джослин. – Будьте как дома. Берите кафф.

Он гостеприимно показал рукой на тарелочку с таблетками кофеина, стоявшую на журнале для записей. Тристрам, улыбнувшись, отрицательно покрутил головой.

– Бодрит, и именно тогда, когда это более всего нужно,

– объяснил Джослин, беря две таблетки. После этого он забрался за свой стол. Послеполуденное морское солнце ярко освещало его длинный нос, синие челюсти с большим подвижным ртом и лицо, изрезанное преждевременными морщинами.

– Я прослушал ваш урок, – заговорил Джослин, кивнув сначала на панель управления на белой стене, а потом на потолочный громкоговоритель. – Вы думаете, пацаны много понимают во всем этом?

– А и не нужно, чтобы они все понимали очень хорошо, – возразил Тристрам. – Пусть у них будет общее представление. Эта тема есть в программе, но она не будет вынесена на экзамен.

– Да-да, я надеюсь, что так и будет..

Не это занимало Джослина в действительности. Он постукивал пальцами по серой папке – личному делу Тристрама (Тристрам прочел вверх ногами надпись «ФОКС» на обложке).

– Бедняга Ньюик, – снова заговорил Джослин. – Он был хорошим преподавателем. А теперь лежит где-то в Западной Провинции куском пятиокиси фосфора… Но думаю, что дух его живет, – задумчиво заключил он и вдруг поспешно добавил: – Живет здесь, в школе, я имею в виду.

– Да, конечно. Дух его живет в школе.

– Вот именно… А теперь к делу, – продолжал Джослин. – Вы были среди претендентов на его место. Я сегодня прочитал ваше досье…

(«Были»! Изумленный Тристрам с трудом проглотил комок в горле. «Были». Он сказал «были».)

– Занятное чтение! Вы работали хорошо, я это вижу. И вы старший на факультете. И эта работа пришлась бы вам как раз по плечу.

Джослин откинулся назад, соединил сначала кончики больших пальцев, потом мизинцев, потом безымянных, средних и указательных. Время от времени он подергивался.

– Вы поймите, что заполнение вакансий зависит не от меня, а от Правления. Все, что я могу, – это дать рекомендацию. Я знаю, что это дико звучит, но в наши дни получение работы не зависит от базовой квалификации… Не зависит. Теперь безразлично, сколько у человека степеней или как хорошо он справляется со своими обязанностями. Сейчас главное – я использую этот термин в наиболее общем смысле – семейная родословная. Да-с.

– Ну, – начал Тристрам, – моя семья…

Джослин поднял руку, как полицейский-регулировщик.

– Меня не интересует славная история вашего рода. Мне интересно знать, сколько вас есть. Или было. – Джослин дернулся. – Это вопрос арифметики, а не евгеники или положения в обществе. Я не хуже вас знаю, что все это абсурд, Братец Лис. Но это реальность.

Правая рука Джослина неожиданно дернулась вверх, повисела в воздухе и со стуком опустилась на стол, словно пресс-папье.

– Документы, – он так и произнес: «документы"(ударение на втором слоге), – документы говорят… документы говорят.. . ага, вот, в документах говорится, что вы из семьи, где было четверо детей. У вас сестра в Китае – она работает в Мировой Демографической Инспекции, – так? – и брат в благословенном